Культурное и языковое взаимодействие иранских и тюркских народов средневековья имеет богатую историографию во многих отраслях востоковедения: исторической, археологической, лингвистической и иных. Мною не ставится задача полного обзора всех или даже основных связанных с этим материалов и проблем. Существенней обратить внимание коллег на целый ряд новых связей, выявленных между известными и свежими, впервые полученными данными, а также прояснить основу возникающих современных подходов к изучению многосложной культурной ситуации, сложившейся некогда на значительных пространствах средневековой Евразии.

1. Согдийская письменность и язык в государствах тюрковМногими тюркологами, как и иранистами, как нам представляется, не в полной мере осознается важный исторический факт: официальной письменностью и государственным письменным языком в Первом Тюркском каганате являлись согдийское письмо и согдийский язык. Мне уже приходилось писать, что VI в. стал временем тюркских географических открытий. Разгромив в Средней Азии мощное государство эфталитов, войска алтайских тюрков вошли в контакт с не менее могучей державой - Ираном, управляемой династией Сасанидов. Около 567 г. Иран и тюрки поделили по договору Среднюю Азию. Все земли к северо-востоку от р. Аму-Дарьи достались тюркам, а к юго-западу - отошли к Ирану (Кызласов Л.Р., 1998, с. 346, 348). Всё, что “за рекой”, для иранцев стало Туркестаном, т.е. “страною тюрков”.

Впервые под властью тюркских каганов оказались Семиречье и Согд, т.е. владения ираноязычных согдийских князей, центральные земли которых располагались в долине р. Зерафшан, на пути к Хорезму. В том же VI в. в столицу Китая г. Лоян прибыли первые персидские посольства, и были заключены договоры о торговле шелком с западными странами (Бартольд В.В., 1927, с. 10-21; Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В., 1979, с. 100-105, рис. 9, 10, 13 и с. 115, 116, 164). Вместо периодических взаимных посещений, осуществлявшихся религиозными паломниками и путешественниками, в том числе и с торговыми целями, между различными китайскими царствами и Ираном был налажен постоянный Великий шелковый путь (Лубо-Лесниченко Е.И., 1994). Это был тракт с промежуточными станциями, полноценно обслуживающими караваны и предоставлявшими отдых, кормление, охрану, смену состава, ремонт животных. Содержание Великого пути взяли на себя предприимчивые и знавшие толк в торговых делах ираноязычные согдийские колонисты. Дошедшие до нашего времени письменные документы свидетельствуют, что согдийские строители, ремесленники, купцы и воины расселились от Самарканда и до китайских торговых центров через сравнительно пустынные просторы Центральной Азии (Pulleyblank E.G., 1952, pp. 317-356; Pelliot P., 1916, pp. 111-123).

Благодаря тюрко-согдийскому посольству 568 г., возглавляемому манихейским апостолом Маниахом, был заключен договор кагана Дизавула с императором Византии Юстином II (565-578 гг.) о продлении Шелкового пути на запад через Хоросан и Кавказ до Константинополя (Византийские историки, 1861, с. 340-375)1. Заработала беспримерная торговая трасса, впервые соединившая насыщенным товарообменом цивилизации Европы и Восточной Азии. Столь грандиозное международное предприятие стимулировало развитие культур раннесредневековых тюрков Южной Сибири и вышедших оттуда народностей тюргешей и карлуков, а также уйгуров, расселившихся по Центральной Азии и Семиречью среди ираноязычных согдийцев Средней Азии. Эти события положили начало активному ирано-тюркскому языковому взаимодействию.

Именно в последней четверти VI в. Первый Тюркский каганат, как и полагается сформировавшемуся государству, установил в своих пределах официальную письменность. Ею стало согдийское письмо. Была ли к тому времени тюркская знать достаточно знакома с языком ираноязычных согдийцев и обучена ли была она писать по-согдийски?

На этот вопрос автор статьи получил ответ еще в 1953-1954 гг. во время проводимых им археологических раскопок руин раннесредневекового города Суяба, располагавшегося в V-Х вв. на левом берегу р. Чу в современном Кыргызстане. Тогда был раскопан первый, из ныне известных в Средней Азии, буддийский храм VII-VIII вв. В нем были найдены 4 товарные буллы с изображением слона (одного из воплощений Будды) и согдийской надписью <господин> и 57 экземпляров литых медных монет с согдийскими легендами (Кызласов Л.Р., 1959, с. 209-211; Литвинский Б.А., 1996, с. 193) . По архитектурным данным, строительным материалам, и, в особенности, по массовой согдийской керамике для археологов сразу стало ясно, что буддийский храм был построен, обслуживался и посещался согдийскими колонистами Семиречья. При учете особенностей начертаний, надписи на буллах и монетах еще в поле были нами признаны согдийскими.

После сдачи коллекции в Отдел Нумизматики Гос. Эрмитажа, автором были приглашены для изучения специалисты: иранист-нумизмат О.И. Смирнова и знаток древнетюркских письменностей А.М. Щербак. Общими усилиями было выяснено, что в период <не ранее начала VII в. и не позднее начала VIII в.> тюркские монеты отливались только с согдийскими надписями, но в тюркских государственных мастерских и от имени тюргешского кагана. Последующие находки подобных монет в самом Согде (Пенджикент) и некоторые письменные данные позволили О.И. Смирновой сформулировать окончательный вывод: <в конце VII-VIII вв. тюрки выпускали монеты с согдийскими надписями и, следовательно, прочно уже освоили согдийскую письменность> (Кызласов Л.Р., Смирнова О.И., Щербак А.М., 1959, с. 514-561; Смирнова О.И., 1963, с. 271; 1970, с. 18; 1981, с. 5, 9).

Так было впервые установлено официальное использование согдийской письменности и языка в Западнотюркском каганате и у его среднеазиатского политического преемника - в Тюргешском каганате. Эти данные по интересующей теме оказались, однако, не самыми ранними.

Спустя годы в литературе появилось важное подтверждение тому, что еще правители Первого Тюркского каганата признали за согдийской письменностью не только ее международный характер, но и использовали ее в качестве государственной. В 1971 г. опубликован опыт прочтения плохо сохранившегося согдийского текста, начертанного на каменном памятнике не ранее последней четверти VI-го века (Кляшторный С.Г., Лившиц В.А., 1971; ср.: Кызласов Л.Р., 1979, с. 143-145) . Эта стела из урочища Бугут в свое время была установлена на коренных землях, принадлежавших древним тюркам в эпоху как Первого, так и последующего Второго, Тюркских каганатов VI-VIII вв.

Согдийская колонизация центральноазиатских земель тем временем продолжалась. Под 630 г. в китайских летописях упоминаются, например, самаркандец Кан Су-ми и бухарец Ань Ту-хань, которые привели с собою в древний Тюркестан зараз пять тысяч соплеменников. К VII в. число согдийцев на тюркских землях оказалось настолько значительным, что китайский историограф того времени рассматривал ираноязычных переселенцев как одно из местных племен каганата. Наместник из Восточного Туркестана доносил императору Китая: <Тюрки простодушны и недальновидны, и можно внести между ними раздор. К сожалению, среди них живет много согдийцев, которые хитры и коварны; они научают и направляют тюрков> (Liu Mau-tsai, 1958, s. 87).

Находки в пределах Китая документов и большого количества религиозной литературы, относящихся ко времени не ранее VII в. и написанных на согдийском наречии, привели исследователей к мнению, что согдийский язык сделался литературным языком для иранцев Китайского Туркестана и международным языком для центральноазиатских тюрков.

Согдийские по языку и письменности эпиграфические памятники оставлены в Центральной Азии и от сменившей Второй Восточнотюркский каганат Уйгурской державы (745-840 гг.). Судя по двум находкам, в этом государстве на протяжении всей его истории официальные надписи на стелах выполнялись одновременно и по-согдийски, и на руническом орхонском письме. Содержащие подобные тексты Сэврэйский камень и Карабалгасунская стела датируются соответственно 60-ми гг. VIII в. и 821 г. В эту эпоху носители согдийского письма оставили и десять вертикальных надписей тушью на скале Тайхир-чулун в Северо-Западной Монголии. Хотя тексты еще не изучены в должной мере, исследователи считают, что они оставлены гонцами и путешественниками. Отмеченные в надписях индийские лексические заимствования (Лившиц В.А., Хромов А.Л., 1981, с. 364) при учете местной культурной истории позволяют думать, что авторы в данном случае были манихеями.

Именно присутствием согдийцев-манихеев объясняется и бытование иранской, как и арабской, речи в сердце Южной Сибири в последующий, древнехакасский, период в истории Центральной Азии, наступивший после гибели Уйгурского каганата в 840 г., о чем свидетельствует один из очевидцев. Начальник почтового ведомства арабского халифата Ибн Хордадбех (820-890 гг.), родом перс из Хорасана, привел в <Книге путей и стран> рассказ Саллама ат-Тарджумана (Саллама-переводчика), отправленного по заданию халифа ал-Васика (842-847 гг.) разыскивать Длинную стену, которой, согласно тексту Корана, Зу-л-Карнайн (Александр Македонский) оградил цивилизованный мир от северных полулюдей-получудовищ йаджудж и маджудж. Отчет агента халифа гласит, что в 846 г., проделав долгий путь, <: мы достигли крепостей [построенных] рядом с горой, по ущельям которой проходила стена. В этих крепостях живет народ, говорящий по-арабски и персидски> (Ибн Хордадбех, 1986, с. 127-133). Посреди тюрко-иранского мира только в Тувинской котловине и лишь в долине Енисея можно было в середине IX века встретить ту картину, которую увидел наш путешественник Саллам ат-Тарджуман (Кызласов Л.Р. 1993, с. 26-30; 1998а, с. 10-14).

В результате археологического обследования Тувы мною в 1956-1958 гг. в долинах рек Хемчика и Улуг-Хема была изучена стратегически продуманная оборонительная система, состоявшаяся из уникальной Долгой глинобитной стены (длиною 230 км), в которую входили 17 квадратных и прямоугольных крепостей с глинобитными или сырцовокирпичными стенами, башнями и заполненными водою рвами. Эти внушительные сооружения были выстроены по приказу Элетмиш Бильге-кагана в 750-751 гг. для защиты центральноазиатского Уйгурского каганата с севера от внезапных прорывов древнехакасских войск (Кызласов Л.Р., 1959а, с. 66-75; 1969, с. 59-63; 1979, с. 149-158; 1981, с. 52-54). Крепости строились по типу среднеазиатских торткулей. Руководство и строительство производили согдийские архитекторы и строители. Очевидно, они дожили в Туве до 846 г., когда все эти земли входили уже в Древнехакасский (Кыргызский) каганат, и объяснялись с Салламом на иранском и арабском языках. Саллам даже списал с <железных> ворот , закрывавших ущелье, отлитую на чугунной плите надпись <железными буквами> <на древнем языке>: <А когда придет обещание Господа моего, он сделает это порошком; обещание Господа моего бывает истиной>. Это, безусловно, манихейская заповедь (Виденгрен Г., 2001, с. 49 и 71).

В персидском сочинении <Худуд ал-алам>, написанном в 982-983 гг., в разделе <об области Хырхыз> сообщено, что в ней <находится город, который называют Кемиджкет, там живет хырхыз-хакан> (Материалы:, 1973, с. 41 и 44). В годы составления этой <Книги о пределах мира от востока к западу> каган кыргызов, очевидно, жил еще на Верхнем Енисее, в Туве. Примечательно, что название города было составлено из двух разноязычных слов: <Кем> - местное тюркоязычное имя Енисея (тувинское Улуг-Хем; хакасское Ким, руническое Кем), а <кет> по-персидски и согдийски означает <город>.

Возвращаясь к западным тюркам, следует указать, что в Семиречье засвидетельствовано непрерывное применение ими согдийского письма и языка еще и в Х и в XI вв. Таковы вертикально нанесенные на скалы урочищ Терек-Сай и Кулан-Сай посетительские надписи, три из которых имеют даты по эре Иездигерда III, соответствующие нашим 906, 943 и 1025 гг. Ныне, насколько известно, это самые поздние точно датированные памятники согдийского письма (Лившиц В.А., Хромов А.Л., 1981, с. 367), но не самое позднее свидетельство использования его тюрками.

Особую ценность для избранной нами темы имеют сведения, приводимые персидским автором Мухаммадом ибн Мансуром Мерверруди в сочинении <Тарих-и Мубарак-шах>, оконченном ученым в 1206 г. В этом подлинном панегирике тюркам и Туркестану сказано: <Тюркский язык является самым хорошим и влиятельным после языка арабского. Нынче стремление людей к овладению тюркским языком происходит по той причине, что в прежние времена большая часть эмиров и военачальников была из тюрков, власть находилась в их руках; всякие блага, золото и серебро также были в их руках: люди благородного происхождения, вельможи и их сыновья находились в услужении у тюрков: И еще. У тюрков была письменность: они знали тайны волшебства и небесных светил; обучали детей грамоте (выделено мною - Л.К.). У них было два вида письма: сугдское и тогузгузское. В сугдском письме было около двадцати пяти букв и отсутствовало три: <зад>, <за> и <гайн>; пишется справа налево, при этом буквы не соединяются друг с другом : Тогузгузское (уйгурское - Л.К.) письмо: состоит из двадцати восьми букв; пишется справа налево: при этом буквы не соединяются : Тюрки также умели слагать стихи - касиды и руба?и> (Мухаммад ибн Мансур Мерверруди, 1988, с. 90-93. Ср.: Умняков И.И., 1938, с. 108-115). В заключение автор привел 60 названий известных ему тюркских племен.

Текст Мухаммада Мерверруди приводит нас к заключению чрезвычайной важности: тюркоязычные народы Средней и Центральной Азии, а также Южной Сибири, на протяжении свыше 500 лет (с конца VI до начала XIII века) параллельно употребляли как согдийскую, так и тюркскую письменности. Следовательно, в массе своей тюрки изучали, наряду с родным языком, еще и иранские языки и, конечно, не только согдийский, но затем и новоиранский (фарси). В разное время и в разных тюркских странах для того были различные причины. В VI-VIII вв. они, по-видимому, были преимущественно вызваны нуждами государственного строительства и утверждению в международной экономической сфере, в частности, необходимостью торговли с югом и по Великому шелковому пути. Другим фактором, особенно сильно проявившимся со второй половины VIII в., несомненно, служил идеологический. Очевидно, высокой ираноязычной грамотности населения способствовали манихейские священники, содержавшие школы при храмах и монастырях, в которых готовили и миссионеров.

2. Тюркско-согдийские связи и распространение манихействаС переселенцами-согдийцами в VII в. среди тюрок Семиречья и Центральной Азии объявилось множество манихейских миссионеров, активно занимавшихся как раз в это время пропагандой своей монотеистической религии. Их деятельность создала новый этап в языковом взаимодействии тюркского и иранского миров. Напомню, В.В. Бартольд отмечал, что <манихеи применили к транскрипции звуков иранского и тюркского языков свое письмо арамейского происхождения> и писали этим письмом <книги веры>.

На севере Семиречья появились к Х в. селения, имеющие названия как на тюркском, так и, одновременно, на согдийском языках. Следует осознать, что за эти 400 лет тесного тюркско-иранского языкового взаимодействия тюркские народности, проживавшие севернее, восточнее и западнее границ Средней Азии, подверглись основательному воздействию высокой иранской культуры в самых разных областях. Особый интерес вызывали не только ювелирное и прикладное искусство, но и литература и поэзия. В.В. Бартольд писал: <Тюркские князья в завоеванных ими областях подчинялись, конечно, влиянию местной культуры, не только имели при своем дворе персидских поэтов, но и сами писали персидские стихи> (Бартольд В.В., 1928, с. 83; 1927а). Широкий отклик получило и ознакомление обитателей степных раздолий и горно-таежных теснин со специфическими иранскими религиями, такими как зороастризм и манихейство.

Учтем, что в VI в. в Иране сурово преследовались все незороастрийские, <еретические> общины. Это привело к массовому бегству иранских манихеев на восток и северо-восток. С конца VI по VIII в. манихейская кафедра и ее епископат обосновались в Согде, имея свои отделения в Семиречье (г. Тараз) и в Восточном Туркестане (г. Турфан). Что касается Средней Азии, то под давлением арабов в начале VIII в. манихейская кафедра перенесла свою резиденцию в Тохаристан, а с начала Х в. она переместилась в Самарканд (Бартольд В.В., 1927, с. 12, 19, 20, 46. См.: Литвинский Б.А., Смагина Е.Б., 1992, с. 271-369, 508-518, 522-532). Начался особый период в истории манихейской религии, когда она распространилась и создала самобытные китае-тибетский, центральноазиатско-сибирский и кимакско-кипчакский центры. К VII в. официальным языком восточной манихейской церкви стал согдийский, на который и был переведен весь манихейский канон.

При этом манихейские священные тексты были едва ли не единственными религиозными сочинениями, которые не только поощряли торговлю, но и разрешали взимание ростовщического процента. Торговой деятельностью и ее развитием с другими народами занимались даже высокие церковные иерархи вроде, например, упоминавшегося выше Маниаха.

Манихейство было мировой наднациональной религией, обращенной ко всему человечеству с идеей победы Добра, Света и Истины над силами Зла, Тьмы и Лжи. В столицу Китая манихейские проповедники прибыли по Великому шелковому пути уже в 694 г.

Важно проследить, с какими тюркоязычными народностями и их государствами встречались упорно продвигавшиеся на север адепты манихейской религии, считавшие, согласно учению Мани, что <Царство света ничем не ограничено с трех сторон: на север, на восток и на запад. Напротив, на юге свет сталкивается с тьмой. Таким образом, область власти основного божества <Отца Величия> ограничивается властью тьмы> (Виденгрен Г., 2001, с. 77) крайнего восточного царства, Китая, пришедшие с запада манихеи уже достигли, а обитаемый север был все еще свободен.

По ибн Вадиху ал-Йакуби (IX в.) <Туркестан и тюрки делятся на несколько народностей и несколько государств, в том числе: карлуки, тогуз-гузы, кимаки и гузы. Каждый (из этих) народов тюрок (имеет) отдельное государство, и одни из них воюют с другими>. Ибн ал-Факих (IX-X вв.) сообщает, что <огузы, наряду с кимаками и тогуз-гузами, являются <царями> и больше других почитаются у тюрок : наиболее <благородными> из всех считались карлуки> (Агаджанов С.Г., 1969, с. 132). Уйгурский Бёгю-каган (Эльтутмыш-каган, 759-779 гг.) принял манихейство в 762 г., находясь в Китае в г. Лояне. В следующем 763 г. он объявил ее государственной религией всего Уйгурского каганата.

Вторым тюркоязычным каганатом, правитель которого вслед за уйгурами, около 765 г., объявил официальной религией уже давно проникшее на Енисей манихейство, явилось Древнехакасское государство, которым управлял царский род Хыргыс (Кызласов Л.Р., 1998а; 2001, ?5, с. 83-90; 1999; Кызласов И.Л., 1999, 2001). Осведомленные ученые арабско-персидского мира хорошо знали, благодаря путешественникам, купцам, строителям и манихейским миссионерам, что истинные кыргызы в VI-IX вв. обитали не в собственно Туркестане, а в Саяно-Алтайском нагорье, расположенном в Южной Сибири (Кызласов Л.Р., 1984, с. 52-68). В связи с нашей темой следует указать на распространение в енисейских рунических надписях манихейского содержания ираноязычной религиозной лексики (Кызласов И.Л., 2001, с. 258).

Третьим манихейским государством тюрков стало Кимакское. По данным ал-Идриси и Марвази, восходящим к IX-X вв., в верховьях Иртыша в государстве кимаков жили <зиндики>-еретики (т.е. манихеи), также имевшие храмы в столичном городе. Еще сообщается, что <кимаки исповедуют сабейскую религию, поклоняются солнцу и ангелам, сжигают мертвых>. Рядом с ними, в предгорьях юго-западного Алтая другие нетюркоязычные люди <поклоняются огню и воде: постятся один день в году, сжигают своих покойников и не оплакивают их. Они говорят: “Воистину мы довольны решением Всевышнего бога!” (Храковский В., 1959, с. 213). В сообщении о лесных людях, обитавших в южных Саянах, сказано по существу о манихейском обряде их похорон: <Когда кто-нибудь из них умирает, его тело обматывается веревками и вешается на деревьях и оставляется там гнить> (Minorsky V., 1942, chapter IX, 3). Прибавим, что еще в Х в. о том же обряде избавления от трупов умерших людей (<у соседей киргизов>) сообщал и другой раннесредневековый ученый Мутаххар ал-Макдиси (Бейлис В.М., 1969).

Оказалось, что вышеупомянутые авторы писали правду. В XIX-XX вв. этнографы многократно засвидетельствовали, что часть горно-алтайцев продолжала (в течение 1000 лет) подвешивать или укладывать трупы умерших на ветви деревьев, а для священнослужителей и шаманов устраивались срубные гробницы на четырех столбах, сооружаемые на вершинах гор (Шатинова Н.И., 1981, с. 94, 95). Ныне можно полагать, что распространение в Сибири обряда так называемого воздушного погребения в немалой степени связано с былым воздействием на таежников и степняков манихейского мировоззрения. Такой обычай во всем отвечал манихейскому запрещению осквернять священную землю захоронением греховной человеческой плоти.

Б.Е. Кумеков, обобщивший сведения ряда авторов о народе кимаков с сочинениями ал-Идриси, в своем переводе подтвердил данные о том, что в этой тюркской стране маги-огнепоклонники сжигают умерших, а манихеи относятся к сабейской ветви этой религии, поклоняются солнцу и ангелам, почитают звезды, занимаются астрологией, имеют храмы в кимакском столичном городе (Кумеков Б.Е., 1971; 1972, с. 109-112; 1981). В заключение Б.Е. Кумеков справедливо полагает, что <манихейство перешло к кимакам от кыргызов>, являющихся северными соседями кимаков. О влиянии кыргызов Енисея на кимаков сообщается и в таком источнике Х в., как аноним <Худуд ал-алам> (<: жители напоминают по обычаям хырхызов>).

К свидетельствам письменных источников могут быть привлечены и некоторые археологические данные. Прямое проникновение древних хакасов и включение Алтая вплоть до Иртыша в возглавлявшееся кыргызами манихейское южносибирское государство подтверждается раскопанными там могильниками (Кызласов Л.Р., 1981а, с. 57, 58, рис. 32 (карта); Могильников В.А., 2002). В области прикладного искусства отмечается сильное влияние древнехакасской тюхтятской культуры на прииртышско-кимакскую и сросткинскую культуры IX-X вв., более всего проявляющееся в оформлении бронзовых частей конской сбруи и мужского снаряжения. Неслучайно орнаментика этих изделий щедро наполнена манихейской изобразительной символикой (Кызласов Л.Р., Король Г.Г., 1990, с. 171, 172). Принятие манихейства (а не воздействие среднеазиатского ислама, как полагали раскопщики) привело к появлению сырцовых кирпичных мавзолеев в Барабинской и Кулундинской степях. Несмотря на изменение надмогильных сооружений, прочие особенности погребальной обрядности правомерно позволили исследователям отнести эти захоронения к кимакам (Могильников В.А., 1999).

Следует добавить, что эпиграфические материалы свидетельствуют о распространении в это же время на Горном Алтае и в кимакских землях енисейской рунической письменности (Кызласов И.Л., 1994, с. 83-89; 2001а; Арсланова Ф.Х. Кляшторный С.Г., 1973), ставшей священным письмом сибирских манихеев. Активную проповедническую деятельность развернули здесь тюркоязычные миссионеры (Кызласов И.Л., 2001а; 2003). Именно с их подвижничеством можно связать некоторые новые находки енисейских наскальных надписей, сделанные в Семиречье и у западной оконечности Иссык-Куля (Рогожинский А.Е., Кызласов И.Л., 2004; Табалдиев К.Ш., Солтобаев О.А., 2001, рис. 10.).

Величайший ученый-энциклопедист средневекового Востока, уроженец Хорезма, Абу-р-Райхан ал-Бируни (973-1048 гг.), прослывший одним из ранних исследователей манихейства, установил, что в XI в. <веру Мани и его учение исповедуют большинство восточных тюрков, обитатели Китая, Тибета и части Индии> (Бируни А., 1957, с. 213). Приведенные данные позволяют нам отметить IX-X вв. как начало новой эпохи в истории манихейства на Востоке. С этого времени при официальной поддержке Древнехакасского государства началось обратное движение манихейской идеологии и общин на запад от Саяно-Алтайского нагорья и Центральной Азии - в пространства Прииртышья и Джунгарии, Семиречья и Притяньшанья: в земли кимаков и карлуков. Учение Света на этот раз распространяли тюркоязычные его адепты, владевшие енисейским руническим письмом. Именно эту форму мировой религии, закономерно отличную от западной и восточной ее разновидностей, мы и нарекли северным манихейством.

В Восточном Туркестане и, как увидим, в Северной Монголии манихейство сохраняли остатки развеянного войнами IX в. уйгурского народа да и другие центральноазиатские тюрки, расселившиеся вплоть до излучины Хуанхэ.

В рассматриваемую эпоху манихейство, как и лично созданная пророком Мани особая письменность, продвинулись в тюркоязычной среде вплоть до Восточной Европы. Это было известно арабской науке. Еще в 987 г. Мухаммад ан-Надим в труде <Китаб ал-Фихрист> так и указал: на западе - на (волжских) булгар, а на востоке - на туббат (тибетцев), которые, зная восточные письмена, <употребляют письмена Мани> (Китаб ал-Фихрист, 1967)

3. Манихейство у тюрок в эпоху монгольских государствВ 1128-1130 гг. мусульманский Кашгар и Семиречье испытали нашествие киданей. Арабский историк Ибн ал-Асир (умер в 1233 г.) писал о возглавлявшем киданьское войско Гурхане: <Он был манихеем> (Материалы :, с. 65). Следовательно, кидани, подданные империи Ляо, которая в 924 г. распространила свою власть на запад, к тому времени и сами восприняли манихейскую веру. Источник новой для них идеологии может быть установлен.

С приходом с востока нового войска во главе с Елюем Даши на Орхоне на короткое время создалось государство, которое может быть названо Бэй Ляо (Северное Ляо, 1124-1130 гг.). Его опорной крепостью стал Хэдун, построенный на месте бывшего городка уйгурской ханьши, называвшегося по-тюркски Хатун-балык. За годы совместного проживания кара-китаев, как их называли тюрки, с уйгурами-манихеями и с завоевавшими Уйгурский каганат в 840 г. древними хакасами (кыргызами), также исповедовавшими манихейство, кидани восприняли многие достижения культуры центральноазиатских тюрков, а посещение храмов, праздничных и иных молений приводило их к исполнению манихейских обрядов. Многообразное воздействие древнехакасской культуры X-XII вв. на материальную культуру киданей отражают и многочисленные археологические материалы (Длужневская Г.В., 1985).

Как видим, торжество манихейской религии на землях современной Монголии фактически продолжалось с 763 по 1130 г., когда гурхан-манихей Елюй Даши увел кара-китаев с Орхона в завоевательный поход на Восточный Туркестан и Семиречье. Там на юге возникло новое кара-китайское государство Си Ляо (Западное Ляо, 1130-1213 гг.) (Бартольд В.В., 1963, с. 48-56). Удачливый основатель царства умер в 1143 г., а последний гурхан кара-китаев - в 1213 г.

После того, как на р. Онон, в северо-восточной части Монголии, на всеобщем курултае в 1206 г. Тэмучин был провозглашен Чингисханом, возникло Монгольское государство. Монголы, наследуя у исторических предшественников власть над обширными пространствами, столкнулись с более чем 400-летней манихейской идеологией населения Центральной Азии.

Недаром Чингисхан сразу оценил обнаруженных им еще в 1204 г. уйгурских грамотеев и писцов, несших канцелярские и учительские обязанности у кераитов и найманов, которых ему пришлось завоевать. Как известно, одному из них, Тутатунгу, хранителю золотой печати, Чингис поручил заведовать государственной канцелярией, а также сделал его учителем четырех своих сыновей. Тюркско-уйгурский язык стал использоваться для составления всех официальных актов, а уйгурская письменность с течением времени была приспособлена и к монгольскому языку.

Сами монголы и сообщавшие о них послы - свидетели из числа европейцев, побывавших в Монголии, постоянно употребляют выражения: <Всевышний Господь>, <Древний Бог> (см., например, Великую Книгу Ясы) или утверждают: <Они веруют в единого Бога, которого признают творцом всего видимого и невидимого:> (Плано Карпини). Не случайно и то, что Бога монголы по-тюркски именовали <Тенгри> (Груссе Р., 2002, с. 161-164, 251, 252, 257, 258, 262. Ср.: Кызласов Л.Р., 1998а, с. 9, 33). С позиции уже известных нам фактов нет сомнения в сильнейшем воздействии местного тюркоязычного и другого населения, приверженного к единобожию манихейской религии, на монголов эпохи Чингисхана (Кызласов Л.Р., 1992, с. 127-162).

Ко всему вышесказанному нельзя не напомнить читателю о том, что, по мнению специалистов, изучающих обрывки старинных рукописей, чудом сохранившиеся в занесенных песками руинах средневековых храмовых зданий и обителей Восточного Туркестана: <Манихейская письменность была в ходу вплоть до угасания манихейства в Центральной Азии, т.е. примерно до XIII в.> (Хромов А.Л., 1992, с. 303: ссылка на Sundermann W., 1985, S. 111). Имеются веские основания утверждать, что енисейское руническое письмо в Туве и Хакасии также сумело преодолеть последствия монгольского завоевания. Оно продолжало свое существование в Южной Сибири и в XIII-XIV вв., и, весьма возможно, позднее (Кызласов Л.Р., Кызласов И.Л., 1994, с. 33-50).

Примечательна характеристика точных границ собственно Монголии, очерченных пером перса Джувейни, который в 1249-1253 гг. совершил две поездки в Монголию: <На востоке (она граничит) со страной Китай, на западе - со страной уйгур, на севере (со страной) киргиз и (рекой) Селенгой, с южной стороны (находятся) Тангут и Тибет> (Ala-ad-Din' Ata Malik Juvaini, 1958).. Как видим, по данным Джувейни тюркоязычные уйгуры и киргизы (древние хакасы Южной Сибири), наряду с Китаем, Тангутом и Тибетом, в середине XIII в. не были включены в собственно монгольское подчинение и управлялись собственными властными правителями.

Не учитывая показанного выше продвижения манихейства на запад еще в IX-X вв. и оставляя без внимания ордынское наследие в культуре тюркских народов, нельзя, пожалуй, понять главный результат нашей работы со словарями. Как оказалось, иранское наименование верховного божества <Худай> или <Кудай> (в фонетической форме предшествующей новоперсидскому <Худо>) употреблялось и в большинстве своем употребляется до современности почти всеми тюркоязычными народами Евразии. На востоке ареал их расселения простирается в Китае до излучины р. Хуанхэ (салары). На западе он достигает берегов Волги и границ Северного Кавказа (поволжские татары, кряшены, ногайцы и др.). Ранний иранизм <Худай (Кудай)> к эпохе своего распространения принадлежал уже к лексике тюркского манихейства.

Поволжские татары (в том числе кряшены) еще до официальной мусульманизации и после нее, являлись в основе своей манихеями. После распада в XV в. Золотой Орды на ее месте возникло несколько самостоятельных образований тюркских народов: Ногайская орда, государство <кочевых узбеков>, из которого в начале XVI в. выделилось Казахское ханство, а за ним - Сибирское. И вот оказалось, что все они, как и их современные потомки, называли и называют своего верховного бога Кудаем, а небо над своей головой по старинке именуют по-древнетюркски Тенгри. К этим народам примыкают томские и чулымские тюрки, хакасы, якуты, тувинцы, алтайцы и многие другие разноязычные народы Северной, Центральной Азии и Восточного Туркестана.

Следовательно, задолго до объявления в 1320 г. ханом Узбеком ислама государственной религией, в истории населения Золотой Орды (и других выше названных тюркских и иранских народов) существовала целая эпоха исповедания объединяющей их и широко распространенной манихейской религии. И до сих пор среди нас живут люди с именами Худайдад (Богоданный), Худайкул (Раб Божий), Худайит (Собачка Божия) и с фамилиями Кудайбердиевы (Богом Дарованные), Худайназаровы (Божьей Милостью), Худайшукуровы (Богу Благодарные).

Итак, манихейство явилось единственной мировой религией, которая в эпоху средневековья на несколько веков объединила почти все тюркоязычные народы Евразии от верховий Амура на востоке до устья Дуная на западе. Именно это вероучение более прочих приобщило тюрков к передовым достижениям общественной мысли и духовной культуры Западной и Средней Азии.

Историческое значение тюрко-иранского культурного и языкового взаимодействия трудно переоценить. Оно не закончилось в средние века, но продолжалось и все новое время (Литвинский Б.А., 1990). Будучи освященным веками, не закончится и впредь.

1. Агаджанов С.Г. Очерки истории огузов и туркмен Средней Азии IX-XIII вв. - Ашхабад, 1969.
2. Ал-Мукаддаси Лучшее разделение для познания климатов // Восточное историческое источниковедение и специальные исторические дисциплины. - М., 1994. - Вып. 2.
3. Арсланова Ф.Х. Кляшторный С.Г. Руническая надпись на зеркале из Верхнего Прииртышья // Тюркологический сборник. - М., 1973.
4. Асадов Ф.М. Арабские источники о тюрках в раннее средневековье. - Баку, 1993.
5. Ащепков Е.А. Архитектура Китая. - М., 1959.
6. Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. - Л., 1927.
7. Бартольд В.В. К вопросу о языках согдийском и тохарском // Иран. - Л., 1927а. - Т. I.
8. Бартольд В.В. История турецко-монгольских народов. - Ташкент, 1928.
9. Бартольд В.В. Сочинения. - М., 1963. - Т. II. - Часть 1.
10. Бартольд В.В. Сочинения. - М., 1966. - Т. VI.
11. Бейлис В.М. Народы Восточной Европы в кратком изложении Мутаххара ал-Макдиси (X в.) // Восточные источники по истории народов Юго-восточной и Центральной Европы. - М., 1969. - Т. II.
12. Виденгрен Г. Мани и манихейство. - СПб, 2001.
13. Византийские историки: Менандр Византиец. Перевод с греческого Спиридона Дестуниса. - СПб, 1861.
14. Грач А.Д., Савинов Д.Г., Длужневская Г.В. Енисейские кыргызы в центре Тувы. - М., 1998.
15. Груссе Р. Чингисхан. Покоритель Вселенной. - М., 2002.
16. Длужневская Г.В. Памятники енисейских кыргызов в Туве (IX-XII вв.). Автореферат дисс: канд.ист.наук. - Л., 1985.
17. Ибн Хордадбех Книга путей и стран. Перевод с арабского, комментарии, исследование Наили Велихановой. - Баку, 1986.
18. Китаб ал-Фихрист Талиф-и Мухаммад б. Исхак ан-Надим. Тарджама-йи М. Риза Таджаддуд. Чап-и дуввум. - Тихран, 1967 (перевод на персидский язык).
19. Кляшторный С.Г., Лившиц В.А. Согдийская надпись из Бугута // Страны и народы Востока. - М., 1971. - Вып. X.
20. Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В. Китайский этнос на пороге средних веков. - М., 1979.
21. Кумеков Б.Е. Страна кимаков по карте Ал-Идриси (1100-1164 гг.) // Страны и народы Востока. - М., 1971. - Вып. Х.
22. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. - Алма-Ата,1972.
23. Кумеков Б.Е. Сообщения Ал-Идриси (XII в.) о странах кимаков и карлуков // Казахстан в эпоху феодализма (Проблемы этнополитической истории). - Алма-Ата, 1981.
24. Кызласов И.Л. Рунические письменности евразийских степей. - М., 1994.
25. Кызласов И.Л. Орфографические признаки манихейских рунических надписей // Вопросы тюркской филологии. - М., 1999. - Вып. IV.
26. Кызласов И.Л. Смена мировоззрения в Южной Сибири в раннем средневековье. Идеи единобожия в енисейских надписях // Древние цивилизации Евразии. История и культура. - М., 2001.
27. Кызласов И.Л. <Добро сотворив, посеять человечность>. Манихейские миссионеры у вершин Алтая // Средневековые древности евразийских степей. - Воронеж, 2001а.
28. Кызласов И.Л. Новости тюркской рунологии. Вып.1. Енисейские надписи на горе Ялбак-Таш (Горный Алтай). - М., 2003.
29. Кызласов Л.Р. Археологические исследования на городище Ак-Бешим в 1953-1954 гг. // Труды Киргизской археолого-этнографической экспедиции. - М., 1959. - Т. II.
30. Кызласов Л.Р. Средневековые города Тувы // СА. - 1959а. - №3.
31. Кызласов Л.Р. Низами о Древнехакасском государстве // СА. - 1968. - №4.
32. Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. - М., 1969.
33. Кызласов Л.Р. Древняя Тува (от палеолита до IX в.). - М., 1979.
34. Кызласов Л.Р. Культура древних уйгур (VIII-IX вв.) // Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. - М., 1981.
35. Кызласов Л.Р. Тюхтятская культура древних хакасов (IX-X вв.) // Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. - М., 1981.
36. Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. - М., 1984.
37. Кызласов Л.Р. Очерки по истории Сибири и Центральной Азии. - Красноярск, 1992.
38. Кызласов Л.Р. Письменные известия о древних городах Сибири. - М., 1993.
39. Кызласов Л.Р. Первый Тюркский каганат и его значение для истории Восточной Европы // Историческая археология. Традиции и перспективы. - М., 1998.
40. Кызласов Л.Р. Северное манихейство и его роль в культурном развитии народов Сибири и Центральной Азии // Вестник Московского университета. - 1998а. - Серия 8. История. - №3.
41. Кызласов Л.Р. Средневековый манихейский храм в котловине Сорга (Республика Хакасия) // РА. - 1999. - №2.
42. Кызласов Л.Р. Сибирское манихейство // Этнографическое обозрение. - 2001. - №5.
43. Кызласов Л.Р., Король Г.Г. Декоративное искусство средневековых хакасов как исторический источник. - М., 1990.
44. Кызласов Л.Р., Кызласов И.Л. Новый этап развития енисейской письменности (конец XIII - начало XV в.) // РА. - 1994. - №1.
45. Кызласов Л.Р., Смирнова О.И., Щербак А.М. Монеты из раскопок городища Ак-Бешим в 1953-1954 гг. // Ученые записки Института востоковедения. - М.-Л., 1959. - Т. XVI.
46. Лившиц В.А., Хромов А.Л. Согдийский язык // Основы иранского языкознания. Среднеиранские языки. - М., 1981.
47. Литвинский Б.А. Еще о буддийских памятниках Семиречья (Киргизия) // ВДИ. - 1996. - №2.
48. Литвинский Б.А., Смагина Е.Б. Манихейство // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. Этнос, языки, религии. - М., 1992.
49. Лубо-Лесниченко Е.И. Китай на Шелковом пути. - М., 1994.
50. Маршак Б.И. Согдийское серебро. Очерки по восточной торевтике. - М., 1971.
51. Материалы:,1969. - Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII веков. - Алма-Ата, 1969.
52. Материалы:,1973. - Материалы по истории киргизов и Киргизии. - М., 1973. - Вып.1.
53. Могильников В.А. Курганы с сырцовыми выкладками на юге Западной Сибири // Вестник археологии, антропологии и этнографии. - Тюмень, 1999. - Вып. 3.
54. Могильников В.А. Кочевники северо-западных предгорий Алтая в IX-XI веках.-М.,2002.
55. Мухаммад ибн Мансур Мерверруди. Тарих-и Мубарак-шах // Материалы по истории Средней и Центральной Азии X-XIX вв. Перевод Б.А. Ахмедова. - Ташкент, 1988.
56. Низами Искандер-намэ. - М., 1953.
57. Рогожинский А.Е., Кызласов И.Л. Древнетюркская руническая надпись из урочища Тамгалы (Семиречье) // КСИА. - 2004 (в печати).
58. Смирнова О.И. К вопросу о языке легенд на тюргешских монетах // Тюркологические исследования. - М.-Л., 1963.
59. Смирнова О.И. Очерки из истории Согда. - М., 1970.
60. Смирнова О.И. Сводный каталог согдийских монет. Бронза. - М., 1981.
61. Табалдиев К.Ш., Солтобаев О.А. Рунические надписи Кочкорской долины // Известия НАН Кыргызской Республики. - 2001. - №1-2.
62. Умняков И.И. <История Фахрэддина Мубаракшаха> // ВДИ. - 1938. - №1(2).
63. Фахрутдинов Р.Г. Очерки по истории Волжской Булгарии. - М., 1984.
64. Храковский В. Шараф ал-Заман Тахир Марвази. Глава о тюрках // Труды сектора востоковедения АН Казахской ССР. - Алма-Ата, 1959. - Т. 1.
65. Хромов А.Л. Памятники парфянской письменности // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. Этнос, языки, религии. - М., 1992.
66. Шатинова Н.И. Семья у алтайцев. - Горно-Алтайск, 1981.
67. Ala-ad-Din' Ata Malik Juvaini. The History of World-conqueror. Translated by John A. Boyle. Manchester University Press. - 1958.
68. Forte A. An Ancient Chinese Monastery excavated in Kirgiziya // CAJ. - 1994. - Vol. 38. - №1 (Errata corrige - CAJ. - 1994. - Vol. 38. - №2. - Р. 282).
69. Kowalski T. Die altesten Erwahnungen der Turken in der arabischen Literatur // Korosi Csoma-Archivum. - 1926. - II. - 1-2.
70. Liu Mau-tsai Die chinesischen Nachrichten zur Geschichte der Ost-Turken (T`u-kue). - Wiesbaden, 1958. - I Buch.
71. Minorsky V. Sharaf al-Zaman Tahir Mazvazi on China, the Turks and India. Arabic text (circa A.D. 1120). - London, 1942.
72. Moriyasu T. A Report on the 1996-1997 Mongol-Japanese Expeditions in Mongolia // Circle of Inner Asian Art. Newsletter. Issue 7. - London, 1998.
73. Pelliot P. Colonie sogdienne // Journal Asiatique. - Paris, 1916. - Vol. VII.
74. Pulleyblank E.G. A Sogdian Colony in Inner Mongolia // T`oung Pao.- Leiden,1952.- Vol.41.
75. Sundermann W. Schriftsysteme und Alphabete im alten Iran // Altorientalische Forschungen. - Berlin, 1985.