ПОЛОВОЗРАСТНАЯ СТРУКТУРА КОЧЕВНИКОВ ГОРНОГО АЛТАЯ ПАЗЫРЫКСКОГО ВРЕМЕНИ

В современной мировой археологии общепринятой методологической основой изучения палео-социальных явлений служит признание следующих основных положений. Первое заключается в том, что в любом обществе, начиная с эпохи неолита, функционировало несколько основных <социальных структур>: физико-генетическая (половозрастная), семейно-брачная, имущественная, социально-профессиональная, ранговая, культурно-символическая (религиозная), мифологическая (Ольховский В.С., 1995, с. 89-91; Радаев В.В., Шкаратан О.И., 1996, с.16-19; Поликанова Е.П., 1998; Черных Е.Н., Венгеров А.Б., 1987; и др.). Вторым общепринятым фактом является то, что социальную сферу (социальное пространство) нужно рассматривать в двухмерной системе координат: по <горизонтали> и по <вертикали> (Сорокин П., 1992, с.300-301). В древних, средневековых и традиционных обществах в основе горизонтальной проекции лежит половозрастная структура, а вертикальная базируется на социальном, имущественном, профессиональном и ином различии (Калиновская К.П., 1982; Бутинов Н.А., 1982; Попов В.А., 1982; Колесников А.Г., 1985; Тишкин А.А., 1997, с.54; и др). Каждый индивидуум, входящий в конкретное общество, как бы обладал своими координатами, занимая соответствующее место одновременно в нескольких социальных структурах. При этом, важно указать на то, что положение индивида как в горизонтальной проекции (физико-генетическая структура), так и в вертикальной шкале могло изменяться в зависимости от конкретной ситуации, этапов жизни и т. д. Из вышеуказанного следует, что изучение социальной организации пазырыкского общества следует начинать с половозрастного анализа погребений и реконструкции на его основе особенностей их физико-генетической структуры. Черных Е.Н., Венгеров А.Б., 1987;

Результаты анализа основных элементов погребального обряда кочевников Горного Алтая VI-II вв.до н.э. по материалам всей совокупности погребений людей различных половозрастных групп позволяют сделать некоторые предварительные выводы.

Прежде всего, в ходе такого анализа получены дополнительные подтверждения того, что ориентация умершего относительно сторон горизонта и особенности его положения в могиле являются признаками культурно-хронологического, а не социального характера. Судя по данным, одиночных погребений не менее 70% человек были уложены скорченно на правый бок и ориентированы головой на В или ЮВ, что соответствует <классическим канонам> погребального обряда пазырыкской культуры. Иные зафиксированные традиции ориентации и трупоположения умерших людей обусловлены территориально-хронологическими факторами, взаимодействием с племенами сопредельных территорий Тувы, Казахстана, Монголии, Китая, а также инокультурными захоронениями и другими обстоятельствами аналогичного характера.

К культурно диагностирующим признакам можно отнести и помещение в могилу мясной пищи, состоящей преимущественно из частей туши (обычно курдюк) барана и значительно реже - лошади. Такой показатель зафиксирован исследователями у 60% погребенных. Другая черта погребального обряда - помещение под голову умершего подушки из камня, дерева или кожи, набитой травой, обнаружена только около 15% похороненных людей разных половозрастных групп. Это, вероятно, можно объяснить в определенной степени тем, что такие вещи часто могли изготовляться из дерева или из кожи и поэтому в большинстве случаев они плохо сохранялись. Не исключен и субъективный момент, когда отдельные исследователи могли не интерпретировать камни, находящиеся под головой умершего или возле нее как <каменные подушки>. Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов и территориально-хронологический аспект, поскольку в отдельных районах Горного Алтая, особенно тяготеющих к предгорьям или в контактных зонах и культурно-исторических коридорах, расположенных вдоль русла крупных рек (Катунь, Чарыш и др.) этот признак при раскопках курганов встречается реже или вообще отсутствует. В конечном итоге, на основе имеющихся данных, следует заключить, что данный показатель также не является социально маркирующим элементом.

Среди совокупности черт погребального обряда пазырыкской культуры к числу признаков, отражающих особенности половозрастной и социальной структуры общества можно отнести следующие: параметры погребального сооружения и его конструктивные особенности, количество и состав инвентаря, наличие или отсутствие сопроводительных захоронений лошадей. Исходя из этих критериев, дадим общую характеристику основным половозрастным группам: дети, взрослые женщины, взрослые мужчины. При этом важно еще обратить внимание на то, что имеющиеся материалы позволяют выделить определенные наборы эталонных показателей, выражающих стандарт погребального обряда для каждой такой группы умерших людей. Н.П.Матвеева (2000, с.138), на основе изучения саргатской культуры, предлагала относить к стандартным погребениям те, которые имеют признаки, характерные для большинства, т.е. встречаются в более 55% захоронений. Учитывая особенности источниковой базы по погребениям пазырыкского времени Горного Алтая, представляется возможным причислять к указанному кругу те захоронения людей, которые имеют черты, характерные не менее чем для 50% погребений. Выделение стандартных показателей дает дополнительную информацию для выявления половозрастной структуры социума. В то же время, для характеристики социальной стратификации номадов такой методический прием мало перспективен. Это связано с тем, что различные социальные аспекты погребений как раз и проявляются в отходе от общепринятых эталонных характеристик обряда для каждой половозрастной группы.

Надо отметить, что при установлении половозрастной и социальной дифференциации общества важное значение имеют параметры погребальных сооружений. Многие ученые считают их наиболее объективными показателями трудозатрат, которые не изменяются и при ограблении погребений (Могильников В.А., 1992, с.287; Грязнов М.П.,1950; Матвеева Н.П., 2000, с.195; и др.). Попытки разделить курганы пазырыкской культуры на отдельные группы в зависимости от их размеров в большей или меньшей степени, предпринимались отдельными исследователями (Суразаков А.С., 1983б; Кубарев В.Д., 1987, с. 11; Полосьмак Н.В., Молодин В.И., 2000). Учитывая разработки предшествующих ученых, а также достаточно большую источниковую базу представляется возможным предварительно выделить несколько групп курганов. Критериями для выделения таких групп является диаметр и высота насыпи погребального сооружения, а также объем могильной ямы. При этом первые два элемента обладают достаточно условной степенью объективности, поскольку они подвержены антропогенному и природному воздействию. То же самое, вероятно, можно сказать и о третьем критерии, но несколько с иным акцентом. Дело в том, что в силу особенностей природно-климатических условий и структуры почвы не всегда представлялось возможным выкопать могильную яму в том объеме, который соответствовал бы средним стандартам для умершего с определенным социальным статусом. После учета и анализа каждого из элементов и установления средних показателей, производилась их корреляция. В конечном итоге были установлены следующие группы курганов с усредненными характеристиками:

1. маленькие: диаметр - до 6 м, высота - 0,1-0,3 м, объем могильной ямы - до 7,5 м3;
2. малые: диаметр - 6-11 м, высота - 0,1-1 м (средняя высота - 0,5 м, объем могильной ямы - 7,5-35 м3);
3. средние: диаметр - 11-19 м, высота - 0,3-1,2 м (средняя высота 0,6-0,8 м), объем могильной ямы - 35-60 м3;
4. большие: диаметр - 19-30 м, высота - 0,4-2,6 м (средняя высота - 0,8-1,2 м), объем могильной ямы - 60-130 м3;
5. очень большие (грандиозные): диаметр - 30-68 м, высота - 1,6-4,1 м (средняя высота - 1,6-3,75 м), объем могильной ямы - 130-425 м3.

Следует обратить внимание на то, что выделенные группы достаточно условны и в ряде конкретных случаев наблюдаются отклонения от эталонных характеристик. Так, зафиксированы случаи, когда по диаметру насыпи курган относится к одной группе, а по объему погребальной камеры - к другой. Такие случаи особенно характерны для 4 и 5 групп курганов, которые можно рассматривать как элитные погре-бения. Так, к примеру, Второй Башадарский курган по параметрам насыпи (диаметр 40 м, высота 1,6 м) примыкает к совокупности очень больших (грандиозных) объектов, а по объёму могильной ямы (84,7 м3) - к разряду только больших. Однако таких случаев не так много. К тому же воздвижение погребальных па-мятников в отдельных конструктивных элементах которых прослеживается разная степень масштабности и объёмы трудозатрат, может отчасти объясняться субъективными (личное отношение к умершему и т.п.) и объективными (недостаток материала, рабочей силы, времени, сложные природные условия и т.п.) факторами. В целом же, такой методический приём позволяет уловить определенные тенденции в со-оружении курганов с учётом половозрастных и социальных особенностей погребённых.

Теперь, на основе всей совокупности имеющихся источников, охарактеризуем основные особенности погребального обряда пазырыкской культуры для каждой половозрастной группы в отдельности.

Дети. 44,3% детей были похоронены в отдельных объектах, а остальные 55,7% - в парных или коллективных погребениях. Средние параметры насыпей одиночных курганов детей в 2 раза меньше, чем у погребальных памятников, сооружённых для женщин и мужчин. Кроме того, по объёму трудозатрат на возведение могильной ямы детской группы, соответственно, в 4 и в 5 раз меньше, чем у представителей других двух классов.

Внутри этой группы умерших прослеживаются небольшие различия в размерах погребальных сооружений. Особенно это хорошо видно на примере могильных ям. Такой конструктивный элемент на 1/3 (на 1,5 м3) больше у детей старшей подгруппы и подростков, чем у младшей возрастной подгруппы. По размерам курганной насыпи в целом существенных различий нет. Правда, для детей младшего возраста зафиксированы объекты, средний диаметр и высота которых, соответственно, на 0,4 и 0,1 м больше аналогичных памятников второй детской подгруппы. Однако, эти незначительные расхождения, особенно по признаку высоты кургана, можно объяснить особенностями выборки. К тому же, если учесть данные по третьей подгруппе детей - Infant (более дробный возраст их не определён) и условно разделить их на две основные совокупности памятников, то тогда отмеченные расхождения в отдельных признаках снивелируются еще значительней. Следует особо отметить, что большая часть учтённых на первом уровне одиночных погребений умерших детей - 25 (78,1%) из 31 (100%), похоронены в курганах, относящихся к разряду маленьких погребальных сооружений, а меньшая - 7 (22,6%) - к памятникам из группы малых. Несмотря на небольшое количество данных, можно отметить, что памятники второй группы (<малые>) более характерны для детей старшего возраста и подростков. Аналогичная ситуация наблюдается и при рассмотрении всей совокупности детских погребений (70 (100%)), включая парные и коллективные склепы. При этом заметно возрастает доля объектов не только первой группы (41 (58,6%)), но и второй (27 (38,6%)). Это, прежде всего, связано с объективными обстоятельствами, поскольку для большего числа умерших (2 и более человека) необходимы погребальные памятники больших размеров. Кроме того, по одному разу зафиксированы погребальные сооружения, относящиеся к разряду средних (группа 3) и грандиозных (группа 5). В целом же, прослеживается тенденция создания для детей старшего возраста и подростков курганов несколько больших размеров, чем для представителей младшего возраста, что обусловлено физико-генетическими особенностями погребённых. Наличие более масштабных курганных сооружений, в которых дети были похоронены совместно со взрослыми, свидетельствует о высоком социальном положении умерших.

Внутримогильные конструкции во всех погребениях, чаще всего, отражали общекультурные особенности. Так, детей, как в одиночных, так и в других захоронениях, преимущественно хоронили в срубах, в меньшей степени - в каменных ящиках и рамах. В то же время, зафиксирован факт более частого погребения людей из младшей возрастной подгруппы в колодах или в деревянном ящике (гробовище). Детей старшего возраста в значительной степени погребали в срубах. Кроме того, отмечены факты сооружения деревянного ложа, колоды как в срубах, так и в каменном ящике, что дополнительно свидетельствует не только о принадлежности к определённой возрастной группе, но и о социальном статусе умерших.

В могильных ямах без каких-либо дополнительных конструкций, судя по одиночным погребениям, хоронили, как правило, детей старшего и подросткового возраста. Достоверные факты захоронений младенцев известны, главным образом, по коллективным склепам, в которых обнаружены останки женщин.

Среди детских могил в 4 случаях выявлены одиночные сопроводительные захоронения коней. При этом в курганах с таким признаком были погребены преимущественно подростки мужского пола.

Предметы сопроводительного инвентаря между детскими возрастными подгруппами распределены следующим образом. Керамическая посуда, мясная пища встречается во всех детских погребениях примерно в равнозначном количестве, хотя улавливается тенденция более частого наличия этих признаков в погребениях детей 7-13 лет. Оружие, особенно из бронзы, встречается очень редко. Все зафиксированные предметы являются копиями реальных вещей. Немногочисленные металлические модели кинжалов, чеканов, наконечники стрел, а также имитации последних известны преимущественно по подростковым захоронениям. Зеркала, особенно из бронзы, а также украшения (бусы, серьги, подвески) и предметы туалета (в данном случае - гребни) значительно чаще встречаются в усыпальницах детей старшего возраста. У одного умершего человека из этой же подгруппы обнаружены раковины каури. Эксклюзивных вещей из женского туалета (шпильки, накосники, эгреты), а также ритуальных предметов или орудий труда, исключая отмеченные ножи, в детских захоронениях не найдено.

Таким образом, основные различия между двумя половозрастными подгруппами детей сводятся к тому, что представителей старшего возраста хоронили в курганах несколько больших размеров и в их могилы помещали более разнообразный в количественном и качественном отношении инвентарь. Общий стандарт признаков погребального обряда для всех детских погребений (встречаемость более 50%) следующий: погребальные сооружения I группы, внутримогильная конструкция в виде сруба, наличие мясной пищи, керамической посуды и металлического ножа. Все эти показатели, кроме второго, надежно фиксируются у представителей как младшего, так и старшего детского, и особенно у подросткового, возраста. У детей первой возрастной подгруппы в отличие от второй, внутримогильные конструкции, при преобладании сруба и колоды, всё же отличаются разнообразием.

Надо отметить, что некоторые исследователи, и в частности Н.П.Матвеева (2000, с.155), аргументировано показали недостаточную точность определения по антропологическим и археологическим источникам границ перехода из одной половозрастной группы (или подгруппы) в другую. Это связано с тем, что выделение самих групп основано исключительно на биологических особенностях умерших людей. К тому же, в рамках каждой группы допускается отклонение от 2 до 5 лет. В то же время, Н.П.Матвеева вслед за А.Р.Чочиевым (1996, с.142) считает, что <реальный переход из одной группы в другую, судя по данным этнографии (на основе изучения нартов и осетин. - П.Д.), не обязательно приурочивался к достижению положенного числа лет, а определялся ещё физической способностью индивида к выполнению своей социальной роли> (Матвеева Н.П., 2000, с.155). Думается, что можно согласиться с подобным мнением учёных. В этой связи, становится вполне понятным факт сооружения для отдельных подростков мужского пола погребальных памятников, которые по параметрам и конструктивным особенностям не уступали объектам, в которых похоронены взрослые мужчины. Ярким подтверждением этого является также помещение с умершими подростками металлических имитаций оружия, наконечников стрел, а также одиночных сопроводительных захоронений лошадей.

Женщины. Одиночные женские погребения составляли 53,4%. В остальных случаях (46,6%) - это парные и коллективные склепы. Причём зафиксированы факты их совместного захоронения с представителями практически всех половозрастных групп, включая однополые погребения женщин.

По средним параметрам, как в одиночных, так и в остальных случаях, женские погребения практически в два, а иногда и более раза, превосходят детские по всем показателям. Правда, в отдельных случаях встречаются исключения. Так, погребальные сооружениях двух женщин юного возраста; несмотря на стандартные размеры насыпи кургана (средний диаметр - 8,8 м, высота - 0,5 м) имели небольшие могильные ямы - 3,25 м3. Однако даже при незначительном расширении выборки путем включения в базу данных парных погребений, такой показатель стабилизировался на уровне средних стандартов - 18,5 м3. Среди погребений женщин разных возрастных подгрупп признаки, характеризующие курганы, варьируют незначительно. Наибольшие размеры надмогильной части курганов отмечены у людей старческого возраста (подгруппа Senilis), хотя объёмы могильных ям в этих случаях практически в два раза меньше, чем у остальных. Причём, уменьшение последнего показателя, правда, незначительно, отмечено для парных погребений. Наибольшие размеры могильных ям, как в одиночных, так и в остальных женских захоронениях, отмечены у людей возмужалого возраста (Adultus, 25-35 лет). Погребения женщин юного (Junenis) и зрелого (Maturus) возрастов уступают по этому признаку на 4 м3 во всей совокупности погребений и ещё больше - в одиночных могилах.

По масштабности погребальных сооружений зафиксированы все 5 выделенных групп курганов, в которых были как одиночные, так и парные, и коллективные погребения женщин. Преобладают памятники I и II группы, в меньшей степени - III и ещё реже - IV и V. При этом погребения юных женщин относятся только к первым трём группам курганов, возмужалых - ко всем пяти, зрелых - ко всем, кроме пятого и старых - по одному разу к первой, третьей и четвёртой. Из приведённых данных, а также из приложения видно, что наибольшим разнообразием, как в количественном, так и в качественном отношении, отличались погребальные памятники, в которых были похоронены возмужалые женщины (25-35 лет).

Такая ситуация объясняется не только наибольшей выборкой по этой возрастной подгруппе, но и тем, что её представители были наиболее социально активной частью кочевого социума. Дополнительным подтверждением этого являются следующие факты. Так, именно с возмужалыми женщинами, судя по материалам одиночных погребений, находилось наибольшее число сопроводительных захоронений лошади - 15 (27,3%) случаев из 55 (100%). При этом, в таких захоронениях обнаружено как по одной, так и по 3 и более особей животного. В двух других одиночных могилах зрелых женщин (Maturus), обнаружено только по одному коню. Лошади в одиночных склепах женщин юного и старшего возраста не зафиксированы.

Несмотря на разнообразие внутримогильных сооружений, тем не менее прослеживается традиция хоронить основную часть умерших женщин в деревянных срубах без каких-либо дополнительных конструктивных элементов. Такой признак характерен почти для 50% представителей возмужалой и зрелой подгруппы из одиночных могил. Для женщин юного и старческого возраста из такого же типа захоронений, указанный показатель составляет, соответственно, 100% и 75%. Погребальная камера, состоящая из могильной ямы и сруба, является наиболее распространённой среди других видов погребений: парных и коллективных. При этом, доля таких конструкций значительно возрастает среди женщин возмужалого возраста и уменьшается в тех курганах, в которых были погребены представители зрелого и старческого возрастов. Сложносоставные внутримогильные конструкции (сруб+колода, сруб+ложе, двойной сруб+колода, каменный ящик+ложе) обнаружены, преимущественно, только в погребениях женщин возмужалого возраста - 12 случаев, что составляет 11,7% от всего количества погребений (103 (100%)). Кроме того, известно только одно захоронение женщины зрелого возраста в колоде, поставленной на пол сруба. Закономерности погребения женщин разных возрастов в остальных типах погребальных сооружений не выявлены.

В распределении предметов инвентаря среди женщин прослеживаются следующие традиции. От 50 до 100% погребений женщин разных возрастов содержали керамическую посуду и металлический нож. Такие же высокие проценты помещения в могилы юных и возмужалых женщин мясной пищи. Реже такой признак, судя по одиночным могилам, встречается среди представителей зрелой подгруппы и не зафиксирован среди захоронений людей старческого возраста.

Оружие среди одиночных женских погребений встречено только в 4 (7,3%) из 55 (100%) случаев. При этом в одном случае это был наконечник стрелы, а в трёх других - имитации стрел из дерева. Модели чеканов, кинжалов из дерева, металла или кости, а также щитов - не обнаружены.

Среди всей совокупности женских захоронений, учитывая парные и коллективные, предметы вооружения выявлены у 8 (7,8%) из 103 (100%) человек. При этом только в одном случае зафиксирована металлическая модель кинжала и в двух - имитация чекана из металла. Один раз в парном захоронении мужчины и женщины обнаружены 3 щита, один из которых, следуя логике автора раскопок данного кургана (к. 1 могильника Ак-Алаха I) (Полосьмак Н.В., 2001, с.275), можно отнести к представительнице <слабого пола>. По сути дела, это единственное женское захоронение пазырыкской культуры с полным набором предметов вооружения, что является, по меньшей мере, явлением экстраординарного характера. Это признает и сама Н.В.Полосьмак. В остальных случаях у женщин найдены, главным образом, наконечники стрел (3 случая) или их имитации из дерева. Рас-сматривая погребения с указанными чертами, следует иметь в виду, что оружие практически полностью, даже в форме моделей, отсутствует в одиночных женских могилах. Вовторых, в парных или коллективных склепах могло произойти перемещение инвентаря вследствие их осквернения, ограбления или действия грызунов. В третьих, единичные известные наконечники стрел, во всяком случае некоторые из них, могут свидетельствовать о гибели женщин от такого рода оружия, в особенности, если они обнаружены среди рёбер человека. Наконец, в четвёртых, не стоит исключать и неточности в антропологических определениях костяков умерших людей, особенно в нарушенных погребениях. Предметы оружия достаточно редки в захоронениях женщин и в других культурах Евразии раннего железного века (Бернабей М., Бондиоли Л., Гунди А.,1994, с. 167; Матвеева Н.П.,2000, с. 154; Давыдова А.В.,1996, с. 26-29; Миняев С.С.,1998, с. 76-78; и др.).

Зеркала, преимущественно бронзовые 36 (35%) из 42 (40,8%) штук (включая имитации предмета) выявлены у женщин всех возрастных подгрупп, за исключением людей старого возраста. Наибольшее число предметов этого вида зафиксировано у юных и возмужалых женщин. Деревянные имитации зеркал найдены только у представителей последней возрастной подгруппы. Различные виды украшений и вещей из женского туалета обнаружены у 48,5% умерших. Практически у женщин всех возрастов, за исключением лиц пожилой подгруппы, такие предметы встречаются в целом в равной степени: от 50% у возмужалых людей до 53,3% и 66,7%, соответственно, у зрелых и юных. При этом наиболее разнообразен в количественном и качественном отношении набор таких вещей у женщин возмужалого возраста. Кроме того, только у представителей этой возрастной подгруппы зафиксированы такие категории вещей как накосники, эгреты, а также ритуальные предметы (каменные алтарики - 4 штуки).

Среди погребений таких женщин гораздо чаще (от 2 до 8 раз) встречаются гребни, шпильки, диадемы, гривны, серьги, бусы, подвески. Редкие предметы, представляющие собой преимущественно орудия труда (шило, корнекопалки и др.), в частности, 4 раза, выявлены у возмужалых женщин и однажды - у представительницы старческой половозрастной подгруппы. Таким образом, имеющиеся материалы позволяют, вопервых, выявить определённый стандарт всех женских погребений: курганы преимущественно второй группы (малые) с внутримогильной конструкцией в виде сруба, с набором сопроводительного инвентаря, состоящего из керамической посуды, металлического ножа, мясной пищи, а также украшений и предметов туалета. Надо отметить, что последний показатель по формальному признаку немного не дотягивает до стандартного набора, поскольку только в 48,5% женских погребений найдены вещи из этой группы. Тем не менее, учитывая степень ограбленности курганов и общие особенности погребального обряда и половозрастной структуры кочевого социума, представляется возможным включить этот показатель в список эталонных характеристик женских захоронений.

У женщин разных возрастов наблюдается варьирование различных элементов погребального обряда. Достаточно хорошо выделяется по всем показателям группа возмужалых женщин, погребения которых отличаются высокой степенью представительности и разнообразия. Это свидетельствует о высоком уровне социальной значимости женщин данной группы в структуре социума номадов. Захоронения юных и зрелых женщин в меньшей степени обладают социально значимыми показателями, хотя говорить об их <непривилегированном> положении в обществе скотоводов не приходится. Имеющиеся материалы по погребениям представителей пожилого возраста свидетельствуют, несмотря на свою немногочисленность, о снижении их социальной активности. К этому следует добавить очень низкий процент, по сравнению с мужчинами почти в 4 раза, доживания женщин до преклонного возраста, что опять же обусловлено особенностями развития <пазырыкского> общества.

Мужчины. Одиночные мужские погребения составляют 61% от общего числа исследованных памятников. В 39% захоронения были парные или коллективные с преобладанием первых. В обоих последних случаях мужчин хоронили с представителями различных половозрастных групп. Известны и исключительно мужские погребения, в которых обнаружены два и более умерших. По средним параметрам курганы, где погребены мужчины, в определённой степени отличаются от остальных объектов. Они по всем показателям от 2 до 4 раз превосходят захоронения детей младшего возраста и подростков. По среднему диаметру насыпи курганов они не сильно разнятся с женскими и имеют практически идентичные с последними показатели по их высоте. В то же время, мужские погребения всех возрастных групп достаточно существенно (иногда в 2 раза и даже более) превосходят аналогичные женские захоронения. Исключением является единичное погребение юноши, размеры погребального сооружения которого в 2 раза уступают курганам юных девушек. Однако это обстоятельство, вероятно, объясняется малой выборкой по данной половозрастной подгруппе. Наиболее масштабные объекты, как одиночного, так и парного характера, сооружались для мужчин зрелого возраста (35-55 лет). На втором месте, по таким же признакам среди всей совокупности погребений, идут курганы, в которых погребены мужчины преклонного возраста. Правда, одиночные захоронения этой подгруппы по объёму могильной ямы несколько уступали погребениям возмужалых мужчин, что, скорее всего, также обусловлено спецификой выборки в источниковой базе. Достаточно стабильные по своим размерам курганы сооружались для мужчин возмужалой группы, о чём свидетельствуют материалы исследования как одиночных, так и всей совокупности погребений.

Для этой половозрастной совокупности людей зафиксированы пять групп погребальных памятников, имеющих различные по степени масштабности параметры. При этом, среди всех учтённых погребений преобладают объекты II группы (57,7%), в меньшей степени - III (17,9%), I (15,4%), и ещё менее распространены сооружения V (4,9%) и IV (4,1%) класса. Аналогичное соотношение, только несколько меньше в процентном отношении, наблюдается и среди одиночных захоронений.

Следует отметить, что все 5 групп распространены практически в равнозначном количестве среди мужчин возмужалого, зрелого и преклонного возрастов. Небольшим исключением являются погребения стариков, захоронения которых зафиксированы во всех, кроме IV группы памятников. Среди одиночных склепов представителей последней возрастной совокупности курганов IV и V классов не выявлено, в то время как факты погребения в таких объектах возмужалых и зрелых мужчин, хотя и в единичных случаях, но известны. В целом же, анализ размеров погребальных сооружений свидетельствует о паритете таких признаков среди мужчин разных возрастных подгрупп, за исключением юношей.

Из внутримогильных конструкций преобладающей является сруб, зафиксированный у мужчин юного, возмужалого и пожилого возраста от 54,5% до 100% случаев. У представителей зрелого возраста этот показатель несколько ниже (43,8%). Сложносоставные внутримогильные сооружения (сруб+колода, сруб+ложе, двойной сруб+колода, каменный ящик+ложе) в большей мере характерен для возмужалых мужчин (15 случаев из 20 или, что соответственно, составляет 12,7% и 16,9% от общего числа учтённых захоронений). В 4 (3,4%) таких объектах были похоронены мужчины 35-55-летнего возраста, и в 1 (0,8%) - пожилого (старше 55 лет). В могильных ямах без дополнительных конструктивных элементов из дерева и камня обнаружены только представители из подгрупп зрелого и, в 2 раза меньше в количественном отношении, возмужалого возраста. Возрастные особенности мужчин при погребении в других типах сооружений не установлены.

Сопроводительные захоронения лошадей в количественном отношении больше раз, судя по одиночным погребениям, зафиксированы у мужчин возмужалого возраста (15 (34,8%) случаев из 43 (100%) захоронений данной подгруппы), в меньшей степени (6 (26,1%) раз из 23 (100%) - у людей 35-55 лет) и три раза у представителей старшего поколения.

При этом примечательно, что в последнем случае, в процентном отношении рассматриваемый признак несколько больше, чем у возмужалых мужчин, что дополнительно свидетельствует о высокой социальной значимости и степени имущественного положения отдельной части людей пожилого возраста.

Среди одиночных мужских погребений наиболее разнообразное количество сопроводительных захоронений коней выявлено у мужчин возмужалого возраста, и в меньшей степени у зрелого. Среди одиночных могил, в которых похоронены старики, известны только случаи погребения по одной лошади. В то же время, в парном погребении пожилого мужчины и подростка, в к.1 из могильника Шибе, найдено 14 лошадей (Киселев С.В., 1951). В одной достоверно известной юношеской могиле такая черта погребального обряда отсутствовала.

Особенности сопроводительного инвентаря позволяют выявить следующие тенденции среди его распределения между мужскими возрастными подгруппами. Керамическая посуда, металлический нож и мясная пища, характерны от 60 до 80% захоронений мужчин возмужалого, зрелого и пожилого возраста, а в захоронениях юноши обнаружены только керамические сосуды.

Модели оружия разных видов из разных материалов характерны для всех без исключение возрастных подгрупп и составляют в целом 69,5% от всех учтённых мужских погребений. При этом, процентная доля данного показателя значительно выше в одиночных мужских захоронениях, чем в парных и коллективных, и составляет 80,5%. Имитации кинжалов и чеканов из дерева известны только в захоронениях возмужалых мужчин, а в подгруппах зрелых и пожилых людей они отсутствуют. В количественном и в процентном отношении оружие преобладает у мужчин возмужалого возраста, в меньшей степени у зрелого и у старческого. Специфичный элемент вооружения - деревянный щит - обнаружен у представителей всех возрастных подгрупп, кроме юношеской. При этом, у зрелых мужчин в процентном отношении (12,5% из 32 (100%) человек из данной подгруппы) выявленный признак преобладает над аналогичными показателями остальных мужчин. Из дерева чаще всего зафиксированы имитации стрел (20,3% от всех 118 (100%) учтённых погребений), реже - кинжалы (3,4%) и ещё реже - чеканы (1,7%). Наконечники стрел, а также полностью стрелы в большей степени отмечены у мужчин зрелого возраста (31,3%), меньше - у возмужалого (23%) и у старческого (9,1%).

Зеркало обнаружено у 28% умерших мужчин, из которых 22,9% были изготовлены из бронзы. Деревянные имитации зеркал зафиксированы преимущественно у мужчин возмужалого возраста (4 случая) и по одному разу у зрелого и старческого. Предметы туалета и украшения найдены у 27,1% умерших. При этом, среди одиночных мужских захоронений этот показатель выше и составляет 34,7%. Среди этой группы предметов наиболее распространены гривны, серьги, гребни, в меньшей степени - остальные вещи.

Достаточно разнообразный как по составу, так и по количеству категорий, этот показатель среди мужчин зрелого и особенно возмужалого возраста. Только у представителей последней возрастной подгруппы обнаружены подвески и диадема. Украшения полностью отсутствуют в погребении юноши. Не частые находки редких предметов, преимущественно, орудий труда, а также роговых сосудов, практически в равной степени характерны для представителей всех возрастных подгрупп, кроме самой молодой. Ритуальные предметы в виде каменных алтариков, а также специфичные вещи женского туалета (накосники, шпильки, эгреты) не зафиксированы в мужских погребениях. Имеющиеся результаты половозрастного анализа мужской части населения позволяют, прежде всего, выявить их определённый стандарт: параметры курганов соответствуют, преимущественно, погребальным сооружениям второй группы (малые), внутримогильная конструкция в виде сруба, набор сопроводительного инвентаря, состоящего из керамической посуды, металлического ножа, различных предметов вооружения и мясной пищи. Вариации в рамках данного эталонного комплекса признаков, а также наличие предметов, не входящих в него, обусловлены половозрастной и социальной структурой кочевников. Надо отметить, что в отличие от женщин, судя по материалам погребального обряда, мужчины возмужалого, зрелого и старческого возраста обладали примерно одинаковой социальной значимостью в обществе. В то же время, безусловно, наибольшая социальная активность по объективным (физические данные, состояние здоровья, общие тенденции в социальном развитии номадов) и субъективным (личные качества человека и др.) принадлежала представителям возмужалой и зрелой подгруппы.

Таким образом, имеющиеся материалы, позволяют сделать вывод о существовании у <пазырыкцев> системы возрастных классов, которые обусловлены биологическими, социально-экономическими и культурно-историческими особенностями динамики кочевого общества.

Проведённый анализ курганов пазырыкского времени позволят сделать предварительный вывод о существовании у номадов четырёх основных ступеней: детство, юность, зрелость и старость. Такая физико-генетическая стратификация выявлена у многих народов Евразии древности и средневековья (Михайлов Ю.И., 2001, с.100-125; Горяев В.С., 1997; Фролов Я.В., 2001, с.96-99; Матвеева Н.П., 2000, с.249; Чочиев А.Р., 1985, 1996; Троицкая Т.Н., Бородовский А.П., 1994, с.78-81; и др.). Достаточно хорошо указанные системы изучены на методологическом и культурно-историческом уровне у разных традиционных народов мира, в том числе и у номадов Центральной Азии (Мосс М.,1996, с.253-260; Мид М.,1983, с.88-307; Калиновская К.П.,1982, с.59-63; Бутинов Н.А.,1982, с.63-68; Попов В.А.,1982, с.68-78; Масанов Н.Э.,1995, с.131-155; и др.).

Для более успешной реконструкции физико-генетической структуры на основе интерпретации археологических данных представляется возможным дополнительно привлечь письменные, этнографические, фольклорные и лингвистические источники, в большей или меньшей степени, касающиеся обозначенной проблемы. Поскольку большинство исследователей практически единодушно относят <пазырыкцев> к кругу иранских народов, вероятнее всего, к восточной его группе, то это даёт определённые права привлекать соответствующие материалы и проводить аналогии с другими племенами этой же общности.

Надо отметить, что перемещения из одной возрастной подгруппы в другую во многих обществах сопровождались так называемыми обрядами перехода. Такие обряды приводили не только к изменению возрастного положения человека, но и непосредственно сказывались на его социальном статусе (Любимова Г.В., 1997, с.379). При этом следует особо указать на то, что деление на половозрастные группы практически у всех народов носило универсальный характер, поэтому не случайно может наблюдаться в разных обществах совпадение возрастных периодов, в которых осуществляется переход из одной подгруппы в другую. При этом не исключено определённое варьирование и отступление от общих правил даже в рамках одного социального объединения.

Интересные сведения, по обозначенному кругу вопросов, содержатся в письменных источниках античных авторов - Геродота и Страбона. Так, Геродот (I, 136), характеризуя возрастную градацию у мужчин Персии, отмечал, что до 5-летнего возраста воспитанием ребёнка занимались женщины и его даже не показывали отцу. По истечению 5 лет руководство этим процессом всецело переходило к отцу, который в течении 15 лет обучал сына воинскому искусству. После этого, как писал Страбон (XV, II, 19), начиная с 20 и до 50 лет <персы участвуют в походах в качестве простых вои-нов и начальников : как в пехоте, так и в коннице>. Аналогичная информация, но с несколько отличными количественными показателями, содержится в <Киропедии> у Ксенофонта, который выделил 4 возрастные подгруппы у мужчин-персов: до 16 лет - мальчики, до 25 - юноши, с 25 до 50 - взрослые мужи, свыше 50 лет - старики (Михайлов Ю.И., 2001, с.116). У древних зороастрийцев обучение тайным жреческим знаниям и основам арамейского языка начиналось после достижения ребёнком 15 лет (Бойс М., 1994, с.83). Несмотря на некоторые расхождения в определении возрастов конкретных подгрупп мужчин, тем не менее, сведения этих авторов позволяют признать факт существования у иранцев развитой физико-генетической структуры. В этом отношении не менее любопытны этнографические данные по осетинам. Так, по мнению А.Р.Чочиева, у осетинских мужчин можно выделить четыре возрастных периода: до 3 лет - младенец, с 3 до 17 лет - мальчик-подросток, с 17 до 45 - мужчина-воин, с 45 лет - пожилой человек (цит. по: Михайлов Ю.И., 2001, с.116).

Таким образом, даже незначительное число приведённых материалов свидетельствует о существовании у народов иранского круга в разные исторические периоды, в том числе и в раннем железном веке, возрастных ступеней. При этом рубеж между детством и взрослением, вероятнее всего, приходится на возраст 13-17 лет. Это нашло отражение даже в иранском праве парфянского и сасанидского времени, которое фиксировало достижение человеком совершеннолетия в возрасте 15 лет (Периханян А.Г., 1983, с.6). Различия в определённых элементах погребального обряда представителей детской и взрослой возрастной групп достаточно хорошо прослежены при изучении народов Западной Сибири и других регионов (Грачёва Г.Н., 1976, с.241-250; Кирюшин Ю.Ф., 1997, с.29-34; Матвеева Н.П., 2000; и др.). При этом важно отметить, что в данном случае вхождение в группу взрослых людей предполагает совершение переходного обряда в форме инициации, существование которых было обусловлено как биологическими, так и социально-экономическими факторами (Токарев С.А., 1990, с.130, с.206-226; Фрэзер Дж., 1980, с.768-778; Мид М., 1983, с.274; и др.). Цель такого мероприятия заключалась, безусловно, в приобретении представителями молодого поколения социальной значимости в том объёме, в котором ей обладало всё свободное взрослое население.

Археологические источники, в данном случае результаты анализа погребений, позволяют фиксировать только конечные результаты таких мероприятий, проявляющихся в отдельных элементах погребального обряда каждой из половозрастных групп. Такие формальные различия по материалам пазырыкского погребального обряда были продемонстрированы выше. В данном случае важно отметить, что имеющиеся свидетельства, позволяют предположить, что период инициаций у кочевников Горного Алтая VI-II вв.до н.э., вероятнее всего, наступал для детей достигших 12-17 лет (или более узко 12-15 лет). На этот период приходится наступление половой зрелости как у девушек (в интервале с 12 до 17 лет), так и у юношей (с 15 лет) (Козлов В.И., 1969, с.111). Именно у умерших людей старше этого воз-раста отмечены достаточно стабильные и устоявшиеся черты погребального обряда пазырыкской культуры. Судя по всему, индикаторами погребённых (конечно, при определённой доле условности и фактов исключения), прошедших обряды инициации, могут выступать следующие: у мужчин - это металлические модели кинжалов, чеканов и деревянные щиты, а у женщин - специфичный набор предметов женского туалета, связанный с причёской и головным убором (накосник, шпилька, эгрета). Кроме того, дополнительным маркирующим признаком таких погребённых служат особенности поясной фурнитуры. Особая социальная и мифологическая роль пояса хорошо известна в кочевых культурах (Добжанский В.Н., 1990, с.20-80; Акишев К.А., 1978, с.58; Хазанов А.М., Шкурко А.И., 1976). Такой элемент одежды был не только у мужчин, но и у женщин (Полосьмак Н.В., 2001, с.117-119). Пояс с набором предметов вооружения был обязательным атрибутом воина-скифа (Манцевич А.П., 1941). Аналогичная ситуация характерна практически для всех социумов номадов Евразии (Добжанский В.Н., 1990, с.20-80; 1991; Миняев С.С., 1998, с.34, 76-78; и др.).

Известны наборные пояса разных типов и у скотоводов Горного Алтая (Кубарев В.Д., 1987, с.76-81; 1991, с.85-91; Полосьмак Н.В., 2001а, с.117-119; и др.). Однако, в силу того, что большая часть из них по разным причинам не сохранилась в исследуемых погребениях пазырыкской культуры, то эта категория вещей не была включена в источниковую базу, которая использовалась при выявлении физико-генетической структуры общества. Между тем, отдельными исследователями, в частности В.Н.Добжанским, была предпринята попытка по немногочисленным экземплярам установить социальную и семантическую значимость пояса в культуре <пазырыкцев>. В результате своего исследования учёный пришёл к выводу о высокой степени социокультурной значимости пояса у номадов, выполняющего роль социального индикатора, а также несущего религиозномифологическую нагрузку.

Надо отметить, что военное дело играло исключительно важную роль в жизнедеятельности практически всех кочевых обществ от древности и вплоть до этнографической современности (Худяков Ю.С., 1997а, с.9-11). Эта ситуация была обусловлена как общими, так и частными особенностями культурно-исторического развития социумов номадов (Крадин Н.Н., 1994, с.1-36; 1991, с.301-324; и др.). В таких коллективах оружие выступало как показатель социального статуса человека (Худяков Ю.С., 1997б, с.62-64). В этой связи важно отметить, что при переходе из детской во взрослую группу мальчик-подросток становится мужчинойвоином. При этом, например, у древних тюрок, юноша, независимо от социального и имущественного положения, получал даже новое <мужское (героическое, воинское) имя> - er aty (Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г., 1994, с.70). Следует особо подчеркнуть, что в древних и традиционных обществах понятие <возраст> было наполнено особым смыслом, поскольку его определение шло не столько по количественным показателям - годам, сколько обуславливалось через <известный уровень роста и силы> (Любимова Г.В., 1998, с.283). Указанное правило позволяло отдельным людям совершать переход из одной возрастной структуры в другую немного раньше или наоборот - позже, чем остальные члены коллектива. Такая ситуация была присуща и <пазырыкскому> обществу. Об этом, в частности, можно судить по материалам погребения подростка в кургане ©22 могильника Юстыд-XII. Умерший был похоронен в сложносоставной конструкции, состоящей из сруба и деревянного ложа, в сопровождении лошади и значительного количества инвентаря, включающего металлические имитации кинжала и чекана. В данном случае, вероятнее всего, был погребен подросток мужского пола, который несколько раньше своих сверстников прошёл обряд инициации и стал полноправным мужчиной-воином. К тому же, зафиксированные особенности погребального обряда свидетельствуют о достаточно высоком социальном и имущественном (захоронение коня) положении погребённого или той семейно-родовой группы, к которой он принадлежал (что в принципе одно и тоже, поскольку принадлежность к такой группе автоматически распространяла на человека социальные и имущественные привилегии).

Результаты анализа женских погребений пазырыкской культуры показали, что наибольшей со-циальной активностью обладали представители возмужалого возраста 20-35 лет. Именно для этой категории людей отмечены социально значимые элементы инвентаря (предметы туалета, в т.ч. эксклюзивный женский набор: накосник, шпилька, эгрета), а также другие признаки погребального обряда, свидетельствующие об их определённом привилегированном положении. После 35 лет социальная значимость женщин постепенно уменьшается, а к концу жизни сокращается довольно существенно. Об этом свидетельствуют мало репрезентативные, да к тому же немногочисленные (что обусловлено повышенной женской смертностью после 35 лет), погребения старых женщин. Роль <представительниц слабого пола> в структуре <пазырыкского> социума уже рассматривалась в отдельных работах учёных (Полосьмак Н.В., 2001, с.274-287).

Основываясь на всей совокупности источников, можно сделать вывод о достаточно высоком положении женщин, которые были вовлечены практически во все сферы функционирования общества, за исключением, вероятно, военных.

Среди мужчин наибольшая социальная мобильность характерна для представителей возмужалого и зрелого возраста. Причём, судя по характеру сопроводительного инвентаря, особенностям погребальных сооружений, прослеживается тенденция к некоторому преобладанию в общественной жизни мужчин возмужалого возраста. Вероятнее всего, эти люди непосредственно определяли основные аспекты социокультурного развития номадов, контролируя различные сферы деятельности от хозяйственной, до военной. Имеющиеся материалы о погребениях мужчин преклонного возраста свидетельствуют об некотором уменьшении социальной значимости этой группы, хотя о полном прекращении ими деятельности, во всяком случае, отдельных её представителей (см, например, погребение из к.1 могильника Шибе) говорить вряд ли правомерно. О снижении роли стариков, в целом, свидетельствует, уменьшение доли предметов оружия. При этом деревянные имитации кинжалов и чеканов, у <стариков> как и у представителей зрелой подгруппы, не встречаются. Практически полностью отсутствуют украшения и предметы туалета, редки, по сравнению с мужчинами других возрастов, сопроводительные захоронение лошадей.

Среди исследователей довольно распространённой является точка зрения о существовании у многих индоевропейских народов ритуальной практики умерщвления стариков (Велецкая Н.Н., 1978, с.85-130; Дюмезиль Ж., 1990, с.200-201; и др.). Такой обычай существовал у массагетов (Ге-родот, I, 216), у бактрийцев и согдийцев (Страбон, XI, I, 3), у древних арийцев (Ригведа, I, 158), у скифов (Дюмезиль Ж., 1990, с.199). Практика умерщвления пожилых людей нашла своё отражение и в фольклоре отдельных народов, в частности, в осетинском нартовском эпосе, в котором можно найти непосредственные параллели к скифским погребальным и другим традициям (Калоев Б.А., 1999, с.37-55; Дюмезиль Ж.,1990, с.199; и др.). Возможность существования аналогичной ритуальной практики у андроновских и <саргатских> племён соответственно поддерживается Ю.И. Михайловым (2001, с.120-121), Н.П.Матвеевой (2000, с.250) и некоторыми другими исследователями.

Имеющиеся материалы по <пазырыкскому> обществу, в структуре которых доля стариков мужского пола составляла около 4%, а вместе с пожилыми женщинами почти 5%, вряд ли свидетельствует о широком распространении подобного обычая у номадов. Низкий процент людей старческого возраста, скорее всего, обусловлен естественными демографическими процессами и особенностями социокультурной динамики номадов.

Таким образом, рассмотренные данные позволяют сделать вывод об определённом социальном приоритете мужчин возмужалого и зрелого возраста. Достаточно высокую роль в социуме занимали женщины 2035-летнего возраста. Существенно ограниченной социальной значимостью обладали дети младшего и старшего возраста, а также подростки до того момента пока успешно не проходили обряд инициаций и не становились полноправными членами коллектива. Реальное место номада в половозрастной структуре обусловлено его личными физико-генетическими данными, а также особенностями социокультурного развития общества в целом.

Материалы погребального обряда и особенности планиграфии могильников пазырыкской культуры позволяют сделать некоторые заключения о характере семейных и родственных отношений у кочевников.

Большинство исследователей указывают на семейнородовой характер <цепочек> пазырыкских курганов (см. обзор: Марсадолов Л.С., 2000, с.70; Васютин С.А., 1999, с.33-34; Кубарев В.Д., 1991, с.25; и др.). Некрополи, состоящие из двух или более цепочек, вероятно, оставлены несколькими родственными общинами или кланами (Суразаков А.С., 1992, с.53). При этом, замечено, что ряд курганов, сооружённых в начале могильника, зачастую включал парные погребения мужчины и женщины, которые являлись мужем и женой, а также главами больших семей (Кубарев В.Д., 1991, с.38). Совместные погребения мужчин и женщин составляют порядка 53% от общего числа парных погребений. Возрастной состав женщин варьирует от юного до пожилого. Мужчины, похороненные вместе с женщинами, как правило, возмужалого или зрелого возраста. Судя по всему, в парных погребениях действительно были похоронены муж и жена, хотя в отдельных случаях вместо жены (например, в случае её ранней смерти) могла быть погребена наложница.

Характер семейных отношений у <пазырыкцев> реконструировать очень сложно из-за отсутствия прямых письменных источников. Определённой компенсацией в данном случае могут стать палеогенетические исследования, которые в последние годы начали проводиться достаточно активно (Овчинников И.В., Друзина Е.Б., Овчинникова О.И. и др., 2000, с.222-223; Воеводова М.И., Ситникова В.В., Ромащенко А.Г., 2000, с.318; Воеводова М.И., Ромащенко А.Г., Ситникова В.В. и др., 2000, с.88-94; Самашев З.С., Фаизов К.Ш., Базарбаева Г.А., 2001, с.22; и др.). Заслуживающие внимание данные были получены казахскими учёными при молекулярно-генетическом анализе мужского и женского скелетов из к.11 могильника Берель. По мнению Н.А.Айтхожиной и Е.К.Людвиковой, в этом кургане были похоронены персоны, имеющие кровно родственные связи, - мать и сын. При этом женское захоронение, возможно, было совершено несколько позже, чем мужское. Возраст мужчины предварительно установлен антропологами в 30-40 лет (Самашев З.С., Фаизов М.И., Базарбаева Г.А., 2001, с.22). Интересно отметить, что, например, китайские письменные источники фиксируют у многих кочевых народов, в частности, у хунну, тугю и в других обществах, существования традиции жениться, в случае смерти или гибели мужа, на своих ближайших родственниках, включая жён отцов, братьев. Так, Н.Я.Бичурин (1998, с.59), характеризуя семейные отношения хунну отмечал, что <по смерти отца и братьев берут за себя жён их из опасности, чтоб не пресекся род, и посему хотя есть кровосмешение у хуннов, но роды не прекращаются>. Аналогичные сведения приводят исследователь и о тугю: <по смерти отца, старших братьев и дядей по отце женяться на мачехах, невестках и тётках> (Бичурин Н.Я., 1998, с.234). Не исключено, что аналогичная практика в той или иной степени существовала уже в скифское время, в т.ч. и у <пазы-рыкцев>, особенно среди высших социальных групп номадов. Примечательно, что мужчины и женщины из к.11 могильника Берель относятся к элите <пазырыкского> общества, о чём свидетельствуют рассмотренные в предыдущих главах особенности погребального обряда (погребальное сооружение, сопроводительное захоронение лошадей, инвентарь).

Таким образом, рассмотренные данные позволяют сделать вывод об определенном социальном приоритете мужчин возмужалого и зрелого возраста в социуме кочевников. Достаточно высокую роль в обществе занимали женщины 20-35-летнего возраста. Существенно ограниченной социальной значимостью обладали дети младшего и старшего возраста, а также подростки до того момента пока успешно не проходили обряд инициаций и не становились полноправными членами коллектива. Реальное место номада в половозрастной структуре обусловлено его личными физико-генетическими данными, а также особенностями социокультурного развития общества в целом. Что касается семейно-родовых (клановых) отношений в пазырыкском обществе, то они, судя по предварительным результатам, носили достаточно типичный для кочевников Центральной Азии характер.

1. Акишев А.К. Идеология саков Семиречья (по материалам кургана Иссык) // КСИА. - 1978. - Вып.154. - С.39-48.
2. Бернабей М., Бондиоли Л., Гуиди А. Социальная структура кочевников савроматского времени // Статистическая обработка погребальных памятников Азиатской Сарматии. Вып.1: Савроматская эпоха. - М., 1994. - С.159-184.
3. Бичурин Н.Я. Собрание сведения о народах, обитавших в Средней Азии, в древние времена. - Алматы, 1998. - Ч.1. - LLXIV+390 с.
4. Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. - СПб., 1994. - 288 с.
5. Бутинов Н.А. Половозрастная организация // СЭ. - 1982. - ©1. - С.63-68.
6. Васютин С.А. Проблемы изучения социальной организации кочевников скифского времени Гор-ного Алтая по материалам погребений // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. - Барнаул, 1999. - C.31-35.
7. Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. - М., 1978. - 238 с.
8. Воеводова М.И., Ситникова В.В., Ромащенко А.Г. Расово- и этноспецифические особенности мтДНК представителей пазырыкской культуры Горного Алтая // Феномен алтайских мумий. - Но-восибирск, 2000. - С.224-230.
9. Воеводова М.И., Ромащенко А.Г., Ситникова В.В., Шульгина Е.О., Кобзев В.Ф. Сравнение поли-морфизма митохондриальной ДНК пазырыкцев и современного населения Евразии // Археоло-гия, этнография и антропология Евразии. - Новосибирск, 2001. - ©1. - С.88-94.
10. Геродот. История в девяти книгах. Пер. и прим. Г.И.Стратановского. - М., 1972. - 480 с.
11. Горяев В.С. Количественный анализ предметов погребального инвентаря и половозрастная структура // Социальная организация и социогенез первобытных обществ: теория, методология, интерпретация: Материалы Всероссийской конференции. - Кемерово, 1997. - С.34-39.
12. Грачева Г.Н. Возрастные категории и погребальный обряд нганасан // Из истории Сибири. - Томск, 1979. - Вып.21. - С.241-250.
13. Грязнов М.П. Первый Пазырыкский курган. - Л., 1950. - 90 с.
14. Дашковский П.К. Социальная структура и система мировоззрений населения Горного Алтая в скифское время. Автореферат дисс: к.и.н. - Барнаул, 2002. - 24 с.
15. Джонс-Блэй К. Женщины и война в индоевропейском мире // Стратум: структура и катастрофы. Сб. Символической истории. Археология, источниковедение, лингвистика. Философия истории. - СПб., 1997. - С.67-72.
16. Добжанский В.Н. Наборные пояса кочевников Азии. - Новосибирск, 1990. - 162 с.
17. Калиновская К.П. К проблеме возрастных систем // СЭ. - 1982. - ©1. - С.59-62.
18. Кирюшин Ю.Ф. Некоторые аспекты социальной организации андроновского общества // Соци-альная организация и социогенез первобытных обществ: теория, методология, интерпретация: Материалы Всероссийской конференции. - Кемерово, 1997. - С.29-34.
19. Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи Евразии. - СПб., 1994. - 165 с.
20. Колесников А.Г. Некоторые вопросы половозрастной стратификации позднетрипольского насе-ления Среднего поднепровья (по материалам могильника софиевского типа) // Археология и ме-тоды исторических реконструкций. - Киев, 1985. - С.152-168.
21. Крадин Н.Н. Особенности классообразования и политогенеза у кочевников // Архаическое обще-ство: Узловые проблемы социологии развития. - М., 1991. - С.301-324.
22. Крадин Н.Н. Кочевые общества (проблемы формационной характеристики). - Владивосток, 1992а. - 240 с.
23. Крадин Н.Н. Некоторые аспекты иерархии социального пространства у кочевников Евразии // Пространство и время в архаичных культурах. - М., 1992б. - С.26-28.
24. Крадин Н.Н. Структура власти в государственных образованиях кочевников // Феномен восточ-ного деспотизма: структура управления и власти. - М., 1993. - С.192-210.
25. Кубарев В.Д. Курганы Уландрыка. - Новосибирск, 1987. - 302 с.
26. Кубарев В.Д. Курганы Юстыда. - Новосибирск, 1991. - 270 с.
27. Кубарев В.Д. Курганы Сайлюгема. - Новосибирск, 1992а. - 220 с.
28. Любимова Г.В. К вопросу о статусе переходных обрядов в восточно-славянской культурной традиции // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных террито-рий. - Новосибирск, 1997. - Т.III. - С.379-383.
29. Манцевич А.П. О скифских поясах // СА. - 1941. - Т.VII.
30. Марсадолов Л.С. Планиграфия могильников Горного Алтая VI-IV вв.до н.э. // Пятые историче-ские чтения памяти М.П.Грязнова. - Омск, 2000. - С.69-72.
31. Матвеева Н.П. Социально-экономические структуры населения Западной Сибири в раннем же-лезном веке. - Новосибирск, 2000. - 399 с.
32. Мид М. Культура и мир детства. - М., 1988. - 429 с.
33. Миняев С.С. Дырестуйский могильник. - СПб., 1998. - 223 с.
34. Михайлов Ю.И. Мировоззрение древних обществ юга Западной Сибири (эпоха бронзы). - Кеме-рово, 2001. - 363 с.
35. Могильников В.А. Лесостепь Зауралья и Западной Сибири // Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. - М., 1992. - С.283-290.
36. Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. - М., 1996. - 360 с.
37. Овчинников И.В., Друзина Е.Б., Овчинникова О.И., Козельцев В.Л., Ребров Л.Б., Быков В.А. Мо-лекулярно-генетический анализ делеционно-инсерционного полиморфизма региона V мтДНК у мумии из погребального комплекса Ак-Алаха-3 // Феномен алтайских мумий. - Новосибирск, 2000. - С.222-223.
38. Ольховский В.С. Погребальная обрядность и социологические реконструкции // РА. - 1995. - ©2. - С.85-98.
39. Периханян А.Г. Общество и право Ирана в парфянский и сасанидский периоды. М., - 1983. - 383 с.
40. Поликанова Е.П. Социальная структура общества (анализ различные концепций) // Философия и общество. - 1998. - ©5. - С.233-240.
41. Полосьмак Н.В. Всадники Укока. - Новосибирск, 2001. - 336 с.
42. Полосьмак Н.В., Молодин В.И. Могильники пазырыкской культуры на плоскогорье Укок // Архео-логия, этнография и антропология Евразии. - Новосибирск, 2001. - ©1. - С.66-87.
43. Попов В.А. Половозрастная стратификация в этносоциологических реконструкциях первобытно-сти (вместо ответа оппонентам) // СЭ. - 1982. - ©1. - С.68-79.
44. Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. - М., 1996. - 318 с.
45. Ригведа. Мандалы I-IV. - М., 1989. - 768 с.
46. Самашев З.С., Фаизов К.Ш., Базарбаева Г.А. Археологические памятники и палеопочвы Казах-ского Алтая. - Алматы, 2001. - 108 с.
47. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. - М., 1992. - 543 с.
48. Страбон. География в 17 книгах. - М., 1994. - 944 с.
49. Суразаков А.С. О социальной стратификации пазырыкцев // Вопросы археологии и этнографии Горного Алтая. - Горно-Алтайск, 1983. - С.72-87.
50. Суразаков А.С. О некоторых проблемах изучения социальных отношений населения Горного Алтая эпохи раннего железа // Материалы к изучению прошлого Горного Алтая. - Горно-Алтайск, 1992. - С.48-56.
51. Тишкин А.А. Необходимые условия и возможные пути реконструкции социальной организации на основе археологических источников // Социальная организация и социогенез первобытных обществ: теория, методология, интерпретация: Материалы Всероссийской конференции. - Ке-мерово, 1997. - С.53-55.
52. Троицкая Т.Н. Бородовский А.П. Большереченская культура лесостепного Приобья. - Новоси-бирск, 1994. - 184 с.
53. Фролов Я.В. Особенности погребальной обрядности большереченской культуры (топография и планиграфия могильников, погребальные сооружения) // Гуморужения) // Гумования на пороге нового тысячелетия. - Барнаул, 2001. - С.96-99.
54. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. - М., 1990. - 831 с.
55. Хазанов А.М., Шкурко А.И. Социальные и религиозные основы скифского искусства // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. - М., 1976.
56. Худяков Ю.С. Оружие как показатель социального статуса в кочевых обществах Южной Сибири и Центральной Азии // Социальная организация и социогенез первобытных обществ: теория, мето-дология, интерпретация: Материалы Всероссийской конференции. - Кемерово, 1997а. - С.62-64.
57. Худяков Ю.С. Роль военного дела в социальной стратификации кочевого общества // Социаль-но-экономические структуры древних обществ Западной Сибири. Барнаул, - 1997б. - С.9-11.
58. Черных Е.Н., Венгеров А.Б. Структура нормативной системы в древних обществах (методологи-ческий аспект) // От доклассовых обществ к раннеклассовым. - М., 1987. - С.23-38.
59. Чочиев А.Р. Очерки истории социальной структуры осетин. - Цхинвали, 1985. - 288 с.
60. Чочиев А.Р. Нарты-арии и арийская идеология. - М., 1996. - 264 с.