| ||||
| В начало | Архив | № 08 | ||
|
(г. Кемерово)
К ДИСКУССИИ ВОКРУГ ПОНЯТИЯ "СРОСТКИНСКАЯ КУЛЬТУРА" Понятия "сросткинский этап", "сросткинская культура" были введены в научный оборот более 50 лет назад. С тех пор в средневековой археологии Западной Сибири эта тема является одной из наиболее дискуссионных. Дискутируются вопросы хронологии и периодизации, территории распространения и этнической атрибуции памятников, отождествляемых со сросткинской археологической культурой. Многие исследователи высказали разные точки зрения, мнения и концепции по этим вопросам. Полный историографический обзор изучения сросткинской археологической культуры был предпринят в 1988 году С.В. Неверовым (Неверов С.В., 1988, с. 188-200). Это исследование отразило тот факт, что лишь появление новых материалов и методов исследования археологических источников приводило авторов к высказыванию и написанию новых гипотез и концепций. Последние обстоятельства позволили нам на трех научных конференциях ("Валидовские чтения" г. Уфа, 1992 г.; "IX Западно-Сибирское археолого-этнографическое совещание" г. Томск, 1993 г.; "Интеграция археологических и этнографических исследований" г. Новосибирск, 1996 г.) поставить вопрос о необходимости отказаться от общеупотребительного термина в средневековой археологии юга Западной Сибири - "сросткинская культура" и предпринять попытки отождествления конкретных археологических комплексов раннего и развитого средневековья с определенными этнонимами известных по письменным источникам (Илюшин А.М., 1992, с. 66-67; 1996). О том, что такое решение уже назрело, свидетельствуют многочисленные новые полевые открытия и наблюдения разных авторов, исследования археологических архивов и коллекций, которые предопределили появление термина "сросткинская археологическая культура", а также опыт специалистов, изучающих средневековые этносы через археологические источники Восточной Европы (Плетнёва С.А., 1958; 1981; 1981а; 1990; 1990а; Фёдоров-Давыдов Г.А., 1966; и многие др.) Появлению этого понятия в средневековой археологии Западной Сибири предшествовал труд многих ученых. Начало исследованию памятников, в дальнейшем предопределившим постановку вопроса об их отождествлении со сросткинской культурой, было положено Мари Луис Густав Менье и В.В. Радловым, которые в 1861-62 годах исследовали земляные курганы на Туриной горе близ г. Барнаула. Эти материалы раскопок позволили Менье сделать вывод о том, что этот памятник был оставлен "чудью, которая ближе к тюрко-татарам, чем к другим расам Азии". В дальнейшем В.В. Радлов исследовал подобные памятники в Кулундинской степи и Барабинской лесостепи, и, сравнивая их с синхронными памятниками Горного Алтая, констатировал, что они сооружались разными "народами, имевшими в более древнее время общих предков" (Неверов С.В., 1988, с. 189). Следующий этап изучения характеризовался накоплением источников из раскопок Г.О. Осовского (у с. Красноярское на берегу оз. Мышайлы), М.С. Чугунова (Усть-Тартасский могильник), А.Т. Кузнецовой (могильники Камысла и Новокамышанка), М.Д. Копытова и М.Н. Комаровой (Сросткинский могильник). Из перечисленных исследователей лишь А. Кузнецова в 1930 году опубликовала материалы своих раскопок и объединила все выше названные памятники в один ряд кочевых древностей VII-VIII вв., распространённых в горно-степных и лесостепных провинциях Евразии (Kuznecova A.А., 1930, p. 74-95). Одновременно с этой работой вышел труд М.П. Грязнова "Древние культуры Алтая", где материалы вышеперечисленных памятников, располагающихся на территории Алтая, были отнесены к третьей стадии развития железной культуры алтайских племён, датируемой им VII-X вв. При этом М.П. Грязнов отметил, что памятники этой стадии разнятся от предшествующих иным стилем украшений предметов и некоторыми особенностями погребального обряда (Грязнов М.П., 1930, с. 1-11). В последующем детальной проработке эти материалы были подвергнуты С.В. Киселёвым и нашли своё отражение в разделе "Сросткинский этап Алтайской культуры" в обобщающей монографии "Древняя история Южной Сибири". В этой работе было отмечено, что в памятниках алтайской степи часто встречаются трупосожжения и погребения по обряду ингумации с седлом или уздой. Последние обстоятельства сильно рознят эти погребения в культурном отношении с синхронными памятниками Горного Алтая. При этом С.В. Киселёв сделал вывод о том, что сросткинские курганы генетически связаны с культурой племён Алтая предшествующего времени, а отдельные предметы и орнаментальная традиция из сросткинских памятников имеет много общего с кыргызскими древностями (Киселёв С.В., 1949; 1951). Впервые вопрос о выделении сросткинской культуры был поставлен и реализован М.П. Грязновым. При этом автор датировал её началом IX века - концом I тысячелетия н.э. и в дальнейшем выделил четыре локальных группы памятников: 1) бийскую (Сростки, Красноярское, Усть-Чарыш); 2) барнаульско-каменскую (Ближние Елбаны - V-VIII, Ганьба, Иня); 3) новосибирскую (Старый Шарап, Ордынское); 4) кемеровскую (Новокамышенка, Камысла, Ур-Бедари). Все эти четыре группы памятников, по мнению автора, "соответствовали четырём племенным объединениям" населения сросткинской культуры. При этом М.П. Грязнов предполагал, что примерно в конце VIII века из Горного Алтая по пойме р. Оби в районы степного и лесостепного Алтая и Верхнего Приобья продвинулись племена тюркютов, тем самым заложив основу формирования сросткинской культуры (Грязнов М.П., 1951; 1956, с. 142-152; 1960, с. 22-24). В 1965 году А.А. Гаврилова, в принципе согласившись с выводами М.П. Грязнова по датировке, выделила ещё один горно-алтайский локальный вариант в сросткинском типе кочевнических могил VIII-X вв. и связывала появление могил этого типа с господством уйгуров в Центральной Азии и на Алтае. При отождествлении могил сросткинского типа с культурой уйгуров А.А. Гаврилова обратила внимание на тот факт, что вещи, характерные для этого типа могил, имеют широкий ареал распространения от Забайкалья на востоке до Южного Урала на западе, от Талды-Курганской области на юге до Барабинской степи на севере. Эти обстоятельства позволили А.А. Гавриловой сделать вывод об аналогичных границах распространения могил сросткинского типа (Гаврилова А.А., 1965, с. 70-72). Д.Г. Савинов, исследуя материалы сросткинской культуры, первоначально выделил, а затем и уточнил комплекс предметов, характеризующих сросткинскую культуру IX-X вв., обозначил границы её распространения и отождествил с носителями кимакской (точнее, кимакско-кыпчакской) культуры в широком этнополитическом значении этого термина. При этом автор переименовал отдельные локальные варианты сросткинской культуры по другому территориальному признаку, чем М.П. Грязнов и А.А. Гаврилова. Были выделены североалтайский, западноалтайский, кемеровский и новосибирский варианты культуры, а также поставлен вопрос о распространении сросткинской культуры на регион Прииртышья. Последнее позволило изначально предполагать, а в дальнейшем выделить верхнеиртышский, павлодарский и омский варианты сросткинской культуры. Отмечая, что вопрос о происхождении сросткинской культуры до сих пор не решён, Д.Г. Савинов соглашался с тем, что она развивается на основе местных памятников так называемого катандинского типа VII-VIII вв. При общей характеристике материалов сросткинской культуры Д.Г. Савинов констатировал, что отчётливо прослеживается уйгурский компонент и связывал его с приходом уйгур на земли Восточного Казахстана. Это обстоятельство позволило высказать предположение, что сросткинская культура первоначально могла сложиться на территории Восточного Казахстана и уже в сложившемся виде распространяться в среде подвластных кимакам племён. В этой связи отмечалось, что этническое определение сросткинской культуры как кимакской подразумевает под собой сложное этнополитическое образование, государственную культуру, получившую распространение в границах созданного кимаками этносоциального объединения (Савинов Д.Г., 1973, с. 189-192; 1976; 1984, с. 103-118; 1994, с. 85-105, 133-144). В.А. Могильников, не обозначая точно границ распространения сросткинской культуры, фиксировал её памятники на территориях Притомья, Приобья и Обь-Иртышского междуречья, и объяснял её появление на этих землях проникновением кимаков и других тюрок с Горного Алтая, ассимилировавших местные угро-самодийские племена. При анализе погребального обряда в сросткинской культуре были выделены два компонента - погребения с конём, аналогичные алтайским и кимакским, а также одиночные захоронения, характерные для местных традиций. Различия в количестве двух этих компонентов и определили, по мнению В.А. Могильникова, появление локальных вариантов сросткинской культуры. В развитии сросткинской культуры В.А. Могильников выделил три хронологических этапа - VIII-IX вв., IX-X вв. и XI - начало XIII вв., и все, известные на начало 1980-х годов, памятники сросткинской культуры распределил на этой хронологической шкале. При исследовании эволюции предметного комплекса сросткинской культуры было зафиксировано, что даже и на последнем этапе своего развития культура продолжала пополняться новыми тюркскими чертами. Последнее является свидетельством того, что происходит постоянный приток кочевого тюркоязычного населения из степей в лесостепное Приобье. Это обуславливало неоднородность сросткинской культуры и вело к дроблению на локальные варианты, определение специфики которых ещё требует дальнейшей разработки (Могильников В.А., 1980; 1981). Т.Н. Троицкая, исследуя памятники второй половины I тысячелетия н.э. в Новосибирском Приобье, считала, что сросткинская культура в этом регионе Западной Сибири сложилась в результате взаимодействия местных лесостепных племён верхнеобской этнокультурной общности с тюркскими племенами Горного Алтая. Эти культурные контакты начинают отчётливо прослеживаться с середины I тысячелетия н.э., а с середины VIII века появляются и погребения воинов с конём (Троицкая Т.Н., 1979, с. 74-77; 1988, с. 101). С.В. Неверов при всестороннем исследовании имеющихся материалов по сросткинской культуре с помощью ЭВМ сделал вывод о том, что эта культура появляется и имеет место в VII-XII вв. на территории Верхнего Приобья. При этом картографирование сросткинских памятников раннего инского этапа (конец VII - середина IX вв.) показывает, что новая археологическая культура складывалась на всей территории Верхнего Приобья. Это было возможно только при условии принадлежности сросткинской культуры тому этносу, который имел господствующее положение в этом регионе в предшествующее время. Таким образом, С.В. Неверов делает вывод, что сросткинская культура формировалась на местной самодийской основе и представляет собой продукт тюркизации местного населения (Неверов С.В., 1988а; 1991). А.А. Адамов датировал сросткинскую культуру в пределах X-XIV вв. и распространял её на всю территорию Верхнего Приобья и отождествлял её с тюркоязычными мигрантами (Адамов А.А., 1994; 1995). В связи с появлением большого количества новых материалов С.В. Неверов и В.В. Горбунов датировали сросткинскую культуру серединой VIII-XII вв., выделили четыре хронологических группы памятников, ограничили ареал её распространения территорией лесостепного Алтая и обозначили четыре этнокультурных компонента составляющих её - тюркский (пришлый), самодийско-одинцовский (местный), самодийско-кулайский и кыпчакский (Неверов С.В., Горбунов В.В., 1996, с. 187; 2001). Изложенное многообразие гипотез и концепций на происхождение и территорию распространения сросткинской культуры отражает большие несоответствия, существующие в позициях разных исследователей. Ещё большие разногласия наблюдаются в вопросах датировки и периодизации отдельных, конкретных памятников, при классификации элементов погребального обряда и семантике отдельных предметов погребального инвентаря. Всё это связано со спецификой археологического знания и в данном случае упирается в разные подходы к критериям при интерпретации понятия "археологическая культура". Последнее до настоящего времени остаётся остро дискуссионным и представляет собой крупную проблему в теоретической археологии. Однако анализ точек зрения разных исследователей на предмет определения понятия "сросткинская культура" свидетельствует о наличии двух позиций. Первая объясняет сросткинскую культуру как исторический процесс тюркизации местного населения юга Западной Сибири, а вторая рассматривает сросткинскую культуру как кратковременное объединение разноязычного по языку и происхождению населения юга Западной Сибири в рамках социального объединения скоротечного государства кимаков. Как с одной, так и с другой позиций, несмотря на определённую схожесть, два этих исторических явления не могут характеризоваться искусственным (классификационным) понятием "сросткинская археологическая культура". Это позволяет с позиции истории развития средневековой археологии Западной Сибири рассматривать понятие сросткинская культура как явление историографическое, появление которого во второй половине 1950-х годов было обусловлено необходимостью обобщения археологических источников, датируемых концом I тысячелетия н.э. с территорий степных, лесостепных и горно-степных ландшафтов Западной и Южной Сибири. В основу выделения этой культуры был положен набор вещей, который являлся общеупотребительным у населения этих территорий, а разница в погребальных обрядах и предметных комплексах объяснялась этническими или территориальным факторами. Это и послужило источником описанных выше разногласий, которые исходили из различий в этнической интерпретации сросткинской культуры, что было предопределено различиями в этнических ситуациях, имевших место в различных регионах юга Западной Сибири. Необходимо указать ещё на одно важное обстоятельство. История археологических исследований свидетельствует, что в качестве этнодиагностирующего (культурного) признака может являться конкретная вещь имеющая короткий промежуток и ограниченную территорию бытования. Именно по этой причине выделяемый исследователями "сросткинский предметный комплекс" неоднократно корректировался ими (Гаврилова А.А., 1965, рис. 11; Савинов Д.Г., 1977, рис. 1; 1984, табл. IV; 1994, табл. XII-XIV; Могильников В.А., 1981, рис. 27), так как имеет многочисленные аналогии на широких просторах евразийских степей. Сравнительный анализ элементов погребального обряда и предметных комплексов, приписываемых сросткинской культуре на хронологической шкале и географической карте свидетельствует, что под понятием "сросткинская культура" на современном этапе изучения средневековых археологических источников Западной Сибири надо понимать механическое объединение культурных традиций многочисленных племён и народов, сосуществующих и сменяющих друг друга на разных территориях этого обширного региона. Об этом свидетельствуют новые открытия, сделанные разными исследователями на предмет выделения новых археологических культур (верхнеобской, одинцовской, саратовской, басандайской), предшествующих и синхронных сросткинской и, как правило, располагающихся на более ограниченных территориях Верхнего Приобья (Илюшин А.М., 1998; 1999; Плетнева Л.А., 1993; 1994; 1996; Троицкая Т.Н., 1980; 1988; 1994; Троицкая Т.Н., Новиков А.В., 1998; и др.) Но наиболее наглядным является процесс выделения в рамках прежней сросткинской культуры памятников, отождествляемых с конкретными этнонимами - кимаками, кыпчаками, кыргызами, уйгурами, бома, теленгутами, карлуками, известными по письменным источникам (Алёхин Ю.П., 1990, с. 62-75; Ахинжанов С.М., 1987; Ахинжанов С.М., Трифонов Ю.И., 1984; Илюшин А.М., 1993; 1999; 1999а; Могильников В.А., 1989; 1998; Мокеев А.М., 1991; Савинов Д.Г., 1988; Трифонов Ю.И., 1987; Худяков Ю.С., 1991; 1993; 1993а; 1995; и др.) Это позволяет ещё раз поставить вопрос об отказе от обобщений средневековых археологических источников Западной Сибири в рамках археологических культур и, в частности, отказаться от термина "сросткинская археологическая культура" при этнокультурной характеристикe археологических материалов Верхнего Приобья, датируемых концом I тысячелетия - началом II тысячелетия н.э. По современным оценкам этот термин можно использовать при систематизации средневековых материалов лесостепного Алтая, который представляет собой лишь небольшую часть метрополии Верхнего Приобья. Литература
|