| ||||
| В начало | Архив | № 08 | ||
|
(г. Москва)
КЛАД ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИХ ОРУДИЙ С НАДПИСЯМИ XIII в. НА ВЕРХНЕМ ЕНИСЕЕ Четыре отвала, вкупе с бронзовым втульчатым языковидным сошником, а также с верхней крышкой литейной формы для отливки другого, меньшего по размеру сошника, были обнаружены при случайном вскрытии невысокой земляной насыпи в деревне Сосновка. Сошник и упомянутая крышка отлиты из одного серо-зеленого бронзового сплава (рис. 1, 1, 2). Все шесть предметов, произведенных в мастерской средневековых литейщиков, хранятся в Республиканском краеведческом музее г. Кызыла. Их инвентарные №1122 - 1, 2; 2153 - 1, 2 и 2154 - 1, 2. Вместе с ними хранится рукопись краткого отчета П.И. Смирнова, составленного в 1948 г.: "Описание вещей, найденных на территории Байхакской МТС И.Д. Назаровым в 1947 г., в земляной насыпи возле своего дома". Байхакская МТС в то время находилась в 1,5 км к юго-востоку от с. Бай-Хаак, бывшего центром Тандинского района Тувинской республики. А домовладение И.Д. Назарова располагалось на северо-западной окраине соседней деревеньки, именуемой по-русски Сосновкой. Автор отчета П.И. Смирнов привез в 1948 г. в г. Кызыл найденный в Сосновке клад и сдал его в музей. Спустя три года в печати появилась заметка археолога Э.Р. Рыгдылона. В ней автор опубликовал две фотографии этих земледельческих орудий из Тувы. Автор по ошибке указал, что они найдены "в местности Байтак". Но Бай-Даг ("Священная гора") - очень распространенный топоним Тувинской котловины, такого указания недостаточно для определения места находки. Рыгдылон также попытался прочесть на одном из отвалов выпукло отлитую иероглифическую надпись, но, к сожалению, ошибся в указанной в ней дате. О вдавленной надписи на другом отвале автор, видимо, вообще не знал, и потому даже не упомянул о ней (Рыгдылон Э.Р., 1951, с. 114, 115). Изучив весь комплекс земледельческих орудий и документы о нем в Тувинском музее, я привел в книге "История Тувы в средние века" всю историческую интерпретацию, объясняющую этот интересный археологический источник. Были опубликованы точные переводы эпиграфических надписей на двух отвалах (с указанием года отливки - 1286 г.) В общей таблице были воспроизведены рисунки отвала и бронзового сошника (Кызласов Л.Р., 1969, с. 135, 140, 145, 156, рис. 49, табл.IV, 29,30). Настоящая статья содержит полную характеристику публикуемого комплекса не только как продукта высокотехнологичного литейного производства на Енисее в конце XIII в., но и как образца техники земледелия, проясняющего политику монгольских правителей в отношении местного тюркоязычного населения. К сожалению, ни упоминаемая "земляная насыпь" в д. Сосновка, попавшая под застройку, ни окружающая местность, не были обследованы за неимением в Туве в те годы специалистов-археологов. Все обнаруженные в одном кладе изделия, судя по их виду и сохранности, были произведены на месте находки. Отвалы и сошники не имеют следов употребления. Более того, они сохранили заусенцы и приливы, которые обычно срубают для придания товарного вида готовым изделиям. Втульчатый бронзовый сошник остался даже с излишне наращенным при заливке горячего металла своеобразным ошейником (рис. 1, 1). В таком виде это орудие не могло быть надето на "башмак" деревянного плуга типа монгольско-тувинско-алтайского андазына, кыргызского буурсуна или среднеазиатского омача (Кызласов Л.Р., 1959, с. 202, 204, рис. 37, 1). Таким образом, очевидно, что в конце XIII века литейные печи по выплавке чугуна и бронзы находились на месте современной деревни Сосновки, располагавшейся у северного фаса хребта Восточный Танну-Ола. Особое значение для такого заключения имеет упомянутая бронзовая крышка литейной формы (рис. 1, 2). На ее поверхности вверх выступают треугольные ушки, за которые литейщики снимали крышку, чтобы извлечь из формы очередной отлитый сошник. Уплощенные края способствовали лучшему смыканию крышки с нижней объемной половиной литейной формы. Этому способствовали три подквадратных выема, имевшиеся в плоских краях (два на одной и еще один - на другой стороне крышки. См.: рис. 1, 2). В них, соотвтственно, входили три выступа нижней половины формы. В результате достигалась необходимая герметичность литейного агрегата. По всему видно, что изготовление данного комплекса земледельческих плужных деталей здесь на месте производили не приезжие опытные китайские металлурги, а металлурги местные, еще мало знакомые с литьем чугунных изделий, но зато многоопытные с давних времен в изготовлении бронзовых предметов в каменных и бронзовых формах (см.: Кызласов Л.Р., 1979, рис. 30-39, 50, 51, 56, 115; 1994). Описанная крышка, а также бронзовый сошник, отлитый в другой, большей по своему объему, но, очевидно, также бронзовой форме, являются лучшими доказательствами того, что местным металлургам-тюркам было гораздо привычнее, выполняя заказ своего нового монгольского начальства, отливать сошники из бронзы, а не из чугуна. Хотя и бронзовые сошники могли употребляться для вспашки легких супесчанистых почв и залежей1. Что касается тяжелых почв (в особенности целины), то массивные плуги с чугунными сошниками и отвалами были, несомненно, гораздо продуктивнее, в особенности в бычьей запряжке. Это хорошо известно по опыту китайских земледельцев, с давних пор применявших тяжелый плуг с чугунными сошниками и чечевицеобразными выпукло-вогнутыми отвалами (Бичурин Н.Я., 1844). Примерная дата появления плуга с отвалом в Китае установлена по изображению этого орудия на фреске в склепе 630 г. (Крюков М.В. и др., 1987, с. 95-99). Однако эпиграфические данные указывают на более раннее время, о чем будет сказано ниже. На территории Тувы чугунный чечевицеобразный отвал более раннего времени, чем публикуемые, был однажды найден мною при археологических раскопках III Шагонарского городища VIII-IX вв. (Кызласов Л.Р., 1969, с. 63-64, табл.II, 12; 1979, с. 155, рис. 15). Благодаря этой находке мы узнали, во-первых, как выглядели плужные отвалы Танской эпохи. Во-вторых, что плуги дальневосточного типа употреблялись той частью центральноазиатских уйгуров, которая жила оседло (в Туве в особых квадратных крепостях-торткулях) и занималась земледелием. В-третьих, выяснилось, что уйгуры продолжали в Туве те же традиции оседлости и развития плужного земледелия, которые насаждались на Верхнем Енисее еще в V-VIII вв. алтайскими и орхонскими тюрками (см.: Кызласов Л.Р., 1969, с. 45, 46). Кстати, в Горном Алтае был найден еще один танский чугунный отвал такого же типа, что и отвал из уйгурского городища (Соёнов В.И., 1999, с. 61). Только алтайский еще имеет надпись: два китайских иероглифа. Отвал этот найден вместе с чугунным же втульчатым сошником в насыпи кургана на р. Юстыд (Кубарев Г.В., 1997, рис. 1). При общей чечевицеобразной форме с выемом для создания одного острого выступа, танские отвалы имеют более правильные дисковидные очертания, - с парой треугольных выступов наружу от дугообразного закругления и, кроме того, с выпуклым валиком, расположенным поперек выступов (рис. 2, 3). Что же касается отвалов монгольского времени, то они хорошо отличимы от ранних: более удлиненные от дуги к острию и имеют только один острый выступ в сторону; валика у них нет (рис. 3, 1, 2). Когда же форма отвалов танских плугов была заменена новым их типом, получившим свое применение в пахотных орудиях XIII-XIV вв.? Весьма вероятно, что это произошло в период династии Сун (927-1279 гг.) Точное время нам пока неизвестно. Такого же типа, как на уйгурском городище, танские отвалы случайно найдены близ северной границы Тувы, в долине р. Ус (рис. 2, 3; хранится в Минусинском музее), а также на Среднем Енисее, в Хакасско-Минусинской котловине (Левашева В. П., 1939, табл. XII, 5; Евтюхова Л.А., 1948, рис. 165; Сунчугашев Я.И., 1990, рис. 15, 16, 17). На 1960 г. в Минусинском музее хранилось около 20 чугунных отвалов от плугов китайского типа; то же число приводил и С.В. Киселев. По его данным на отвале из Хакасии, хранящемся в ГИМ, китайские ученые прочли иероглифическую надпись: "человек сделал". Палеография надписи позволила им отнести изготовление данного отвала к V в. н.э. (Киселев С.В., 1951, с. 570, 571, табл. 53, 2). Ныне это наиболее раннее датированное свидетельство применения таких пахотных орудий на Среднем Енисее. Два отвала танского типа из Хакасии хранятся в Гос. Эрмитаже и один - в Хакасском республиканском краеведческом музее. Обратимся теперь к четырем однотипным чугунным отвалам, обнаруженным у дер. Сосновка, вместе с вышеописанными двумя бронзовыми орудиями. Они принадлежат, как уже сказано, к иному типу, имевшему хождение в эпоху династии Юань, основанной внуком Чингисхана императором Хубилаем (1260-1294 гг.), т.е. в период монгольского владычества в Центральной Азии и Китае (рис. 3-5). На двух отвалах имеются надписи, выполненные иероглифической письменностью, носившей в ту эпоху международный характер. Эти надписи о многом говорят историку культуры. На первом иероглифы, отлитые выпукло, колонкой опускаются сверху вниз (рис. 4). Хотя они написаны верно и четко, но литейщик был местным, не знавшим китайской грамоты и лишь копировавшим кем-то составленный образец. Он при переносе текста вырезал его без учета обратного эффекта литейной формы. В результате, после отливки отвала выпуклая надпись приобрела зеркальный вид (рис. 4). На втором отвале другой мастер надпись на негативе воспроизвел правильно, но знаки сделал выпуклыми. После отливки в этот раз иероглифы оказались углубленными, как бы врезанными в поверхность (рис. 5). Насколько известно, такого рода литых надписей китайская эпиграфика не знает - перед нами вновь изделие местного южносибирского литейщика. 10 января 1957 г., по просьбе автора, обе надписи на отвалах были прочтены, переведены и истолкованы редким специалистом по истории материальной и духовной культуры стран Центральной Азии и Дальнего Востока, известным синологом, тибетологом, монголистом и буддологом Борисом Ивановичем Панкратовым (1892-1979 гг.) Так случилось, что в кабинет Б.И. Панкратова в Ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР вскоре вошел другой крупный синолог В.С. Колоколов (см.: Милибанд С.Д., 1995, т. II, с. 204, 205; т. I, с. 576; Кроль Ю.Л., 1989, с. 84-100), который, увидев на столе предметы с китайскими иероглифами, прочел их и согласился с переводами Б.И. Панкратова. Осознавая значимость такого эпиграфического источника, не публиковавшегося самим Б.И. Панкратовым, воспроизводим здесь полное факсимиле заключения, написанного рукою этого выдающегося исследователя (рис. 6). На первом отвале проставлена иероглифическая дата: "Чжиюань, 23-й год" (рис. 4), имеется в виду девиз и отсчет по нему правления императора Хубилая, т.е. 1286 г. Так, 671 г. спустя после их отливки, была определена точная дата склада земледельческих орудий, найденных в 1947 г. в дер. Сосновка под хребтом Танну-Ола. Очевидно, что данные экземпляры, по неизвестной нам причине, не были востребованными людьми в XIII-XIV вв., зато очень пригодились ученым в веке ХХ. На втором отвале, негатив при отливке металла отпечатал "Ци и" (рис. 5) - "Напрягайте все усилия к обработке полей" (рис. 6). Эта уникальная надпись, вкупе с датой на первом отвале, позволяют осознать, что монгольская администрация при первом императоре династии Юань проводила особую политику в отношении местного, по большей части тюркоязычного населения бывшего Древнехакасского (Кыргызского) государства. Очевидно, что монгольская власть побуждала местных подвластных жителей к интенсивному занятию земледелием. При этом она старалась снабдить их первоклассной земледельческой техникой того времени. Надпись на втором отвале дополнена оттиском печати (рис. 5, слева). Данные эпиграфики целиком совпадают со сведениями письменных источников. По сообщению хроники "Юаньши", император Хубилай придавал особое значение бассейну Енисея в качестве ближайшей земледельческой базы, снабжавшей мукой и зерном основные земли Центральной Монголии с их древней столицей - городом Каракорумом (кит. Хэлинь). "В седьмом году чжиюань" (в 1270 г., т.к. первым годом правления под девизом чжиюань являлся 1264 г.) он назначил своим наместником долины Верхнего Енисея умудренного чиновника Лю Хао-ли, отправил его "в отдаленный край непременно для умиротворения его". Прибыв в Туву, наместник избрал местом резиденции вновь созданный округ Иланьчжоу, с главным городом на левом берегу р. Элегест, руины которого открыты нами и названы Межегейским городищем (Кызласов Л.Р., 1969, с. 135-169). Согласно "Юаньши": "именно в это время здесь были созданы склады и зернохранилища, устроены почтовые станции и учреждены управления. До этого ... не умели плавить металлы, чтобы изготовлять сельскохозяйственные орудия. Обо всем хорошем они (местные народы) узнали от правящей династии Юань. Тогда-то и были посланы ремесленники, которые обучили население этих двух местностей (подразумеваются два юаньских округа Тувинской котловины: Кяньчжоу и Иланьчжоу - Л.К.) гончарному делу, плавке металла, изготовлению лодок. Все это помогало местным жителям" (Кызласов Л.Р., 1969, с. 143-145). Следует, однако, отметить, что в этих сведениях многое преувеличено, ибо китайские историки по традиции считали соседние народы варварами. Конечно, местные жители отлично умели добывать различные руды и плавить разнообразные металлы. Но здесь речь идет о плавке металла для сельскохозяйственных орудий, т.е. о выплавке чугуна. С основными чугунными изделиями, - сошниками и отвалами плугов, - как мы уже видели, жители долины Енисея были знакомы уже с V-VII вв. Но то были, очевидно, привозные импортные орудия2. Плавить чугун местные литейщики Тувы научились много раньше указанного в "Юаньши" года, еще в начале XIII в., от пригнанных туда мастеров-колонистов, умевших сооружать домницы для выплавки чугуна с помощью кокса, получаемого из енисейского коксующегося каменного угля. На это указывают археологические открытия. Нами на р. Элегест, в урочище Дён-Терек, в 1956-1957 гг. был исследован город, относящийся к первой половине XIII в. Скорее всего, тогда он являлся центром страны Кянь-Кяньчжоу (по-монгольски: Кэм-кэмджиут), т.е. современной Тувы. О ней в своих записках еще в 1220 г. путешествующий даосский мудрец Чан-Чунь писал: "добывается доброе железо и водится много белок..." (Кызласов Л.Р., 1969, с. 138, 140, 202). В Дён-Тереке было установлено, что системы канов, обогревающие жилища города, отапливались каменным углем. Шахты для его добычи и при них поселок шахтеров XIII-XIV вв. были обнаружены нашей экспедицией в 4 км ниже устья правого притока р.Элегеста, речки, называемой тувинцами Межегеем, - всего в 10 км ниже города Дён-Терека (Кызласов Л.Р., 1969, с. 151, рис. 53, 1). Здесь добывался коксующийся уголь, запасы которого современные геологи установили в конце 50-х годов. Куски кокса, выжженного из этого угля, обнаружены нами как в руинах шахтерского поселка, так и почти во всех рядовых жилищах города Дён-Терек. Особенно много невостребованного кокса оказалось в слоях разрушенной металлургической домницы (Киселев С.В., Евтюхова Л.А., Кызласов Л.Р., Мерперт Н.Я., Левашева В.П., 1965, с. 72-73, 113, 117-118; Рындина Н.В., 1975, с. 118). Без сомнения, именно кокс, будучи чистым углеродом, при активном вдувании воздуха в домницу создавал тот высокотемпературный режим науглероживания окиси железа, в результате которого сразу получается чугун. Даже в сельском производстве чугуна и затем стали в Китае в домницах применяли дутье горячего воздуха, ибо холод затрудняет выжигание примесей (серы и фосфора). То же происходило в начале XIII в. в домницах Дён-Терека (Кызласов Л.Р., 1969, с. 154). Внедрение в производственный процесс енисейских железоплавильщиков каменного угля для преобразования его в коксовых печах в высокотемпературное углеродистое топливо, усовершенствование метода разливки расплавленного металла по усложненным формам напольного или возможного кокильного типа - во всем этом есть немалая безусловная заслуга монгольской колониальной администрации3. Как мы теперь уже знаем, и во второй половине XIII в., в эпоху Юань, чугунолитейные домницы работали в долинах Верхнего и Среднего Енисея. В Хакасско-Минусинской котловине, где, как известно, железоделательное производство и кузнечное мастерство возникли в период Динлинского царства еще в раннем железном веке - с VI в. до н.э. (Кызласов Л.Р., 1992, с. 15, рис. 9-11; Сунчугашев Я.И., 1979, с. 12-24, табл. I), остатков чугунолитейных домниц еще не найдено. Но зато в музеях среди случайных находок имеется весь набор хорошо отлитых на месте тяжелых чугунных изделий: десятки втульчатых сошников, чечевицеобразных отвалов, цунов-втулок для арб и телег, монгольских трехногих котлов, совершенно подобных каракорумским (Сунчугашев Я.И., 1979, с. 134, из Абазы; ср. в ГИМ, II отдел, №47068 - дар И.А. Лопатина, из Минусинского округа и др.) Упомяну, кстати, здесь же случайные находки "в Минусинском округе серебряных пайдз - высших знаков сановной администрации монгольской династии Юань" (Банзаров Д., 1850; Позднеев А., 1887), а также то, что при монголах Тува и Хакасско-Минусинская котловина стали новыми центрами производства бронзовых зеркал, подобно городам Золотой Орды и Средней Азии (Лубо-Лесниченко Е.И., 1969, с. 75-78). Что касается чугуна, то о былом производстве его в Хакасско-Минусинской котловине, вероятно, могут свидетельствовать собственно хакасские названия чугуна - тас или сойын, в отличие от названий железа - тимiр, или стали - молат (Сунчугашев Я.И., 1979, с. 173; ср.: Русско-хакасский словарь, 1961, с.935). По-алтайски чугун будет чой (Русско-алтайский словарь, 1964, с.840), по-калмыцки цq (Русско-калмыцкий словарь, 1963, с. 331) - от старо-калмыцкого цqй или цqq - чугун. У современных монголов ширэм (ширмэн) (Монгольско-русский словарь, 1957, с. 655). У тюрков: казах. шойин, кирг. чоюн, турец. чойген, уйгур. чеюн, туркм. чойн, узбек. чуян, шорское шойун, барабинское цойын, казанско-татарское чуйун (Номинханов Ц.-Д., 1975, с. 42, 263); азербайджанское чугун. Очевидно, что русское слово чугун восходит к тюркоязычному ("татарскому") чойген/чуйун. Оно является нормальной русской адаптацией татарского слова (Фасмер М., 1996, с. 377). Таким образом, монголы, завоевав северную часть Китайского государства (где производство чугуна началось еще в VI в. до н.э.) и основав там новую династию под управлением императоров-чингизидов, оказались восприимчивыми хозяевами, быстро освоившими высокие достижения средневекового Китая в области науки, техники и военного дела. Они воспользовались не только новыми для них материалами и производственными технологиями, но и щедро распространяли их затем во вновь завоеванных ими странах во время юго-западных и западных походов. Природа такой восприимчивости коренится в древней культуре самих монголов. Письменные источники, передающие быль и легенды, сообщают, что монголы до выхода в степь и на своей первоначальной родине знали кузнечное дело и даже, когда "народ их размножился", якобы, расплавили горный хребет, состоящий из железной руды, и выбрались из тесной тайги на простор будущей монгольской степи. Род Чингизхана в воспоминание об этом событии устраивал в ночь на новый год особый кузнечный праздник (Рашид-ад-Дин, 1952, с. 154, 155). Чугунолитейное производство обнаружено при раскопках древней столицы монголов г. Каракорума, а также во всех древнемонгольских городах Забайкалья, Тувы и Семиречья. Производились, прежде всего, литые втульчатые сошники плугов и их отвалы, шестеренкообразные втулки (цуны) телег и повозок, трехногие большие котлы (с двумя подпрямоугольными ручками и на трех плоских ножках), молоты и молотки-метчики, гири, сосуды и т.п. (Кызласов Л.Р., 1969, табл. IV, рис. 29, 31, 75; Терехова Н.Н., 1974; 1985; Доржсурен Ц., 1957; Dorjsuren Ts., 1959; Наваан Д., 1962; Савельева Т.В. и др., 1998, с. 60-62, 77-78, 101-109, 122, табл. 5 (1395, 1396), 6 (1726), 36). В Западной Сибири, на правом берегу р. Исети (левого притока Тобола) близ с. Красноярского, найден втульчатый чугунный сошник монгольского типа (хранится в музее Томского университета, №4153), представляющий крайнюю северо-западную находку такого рода. Очевидно, что плуги с чугунными сошниками и отвалами были также в обиходе Сибирского улуса Золотой орды в XIII-XIV вв. И, конечно, чугунные части их отливались на месте, на базе уральских месторождений железа и каменного угля. Так впервые появилось доменное производство и в Зауралье. Завоевав в 1236 г. Болгарское царство на Волге, монголы впервые в Восточной Европе внедрили там чугунолитейное производство (Смирнов А.П., 1951, с. 114, 115). В XIV в. они уже широко распространили прогрессивную технологию изготовления изделий из неокисляющегося металла на всю огромную территорию Золотоордынского государства (Федоров-Давыдов Г.А., 1994, с. 183; ср.: Семыкин Ю.А., 1996, с. 103, 104; Тропин Н.А., 1999, с. 141, 142). По данным А.П. Смирнова, "открытые чугунолитейные печи представляют собою глинобитные сооружения боченкообразной формы в диаметре около 1 м и предполагаемой высотой до 3 м (сохранившаяся высота достигает 1,5-1,75 м). Горны имеют покатый пол и систему дутья, расположенную в двух ярусах. В верхнем ярусе количество отверстий достигало 20-26, что позволяло литейщикам получать высокую температуру, при которой и выплавлялся чугун. Одно-два отверстия, сделанные в нижнем ярусе, не позволяли чугуну при опускании вниз затвердевать (мнение инженера Я.С. Голицына). Исследованием Б.А. Колчина установлено, что температура плавления найденного в Болгарах чугуна должна была колебаться около 1000 ° (Смирнов А.П., 1951, с. 115, табл. III, рис. 41; ср.: Семыкин Ю.А., 1996, с. 99, 141, рис. 40). Аналогичные домницы (рис. 7), с последующим разливом горячего металла по литейным агрегатам, применялись, очевидно, в эпоху Юань как в далеком Каракоруме (Киселев С.В. и др., 1965, с. 113, 117, 118, 207-215, рис. 111, 115, 117, 118, 119), так и во всех других монгольских владениях. Несомненно, что выше охарактеризованную технологию производства чугуна монгольские литейщики принесли на Запад с собою. О приходе самих монголов свидетельствуют присущие им чугунные трехногие котлы, ныне обнаруженные в памятниках Волжской Болгарии (Руденко К.А, 2000, с. 25, 26, 65, рис. 2 и 5, тип ч-9)4. В результате чугуннолитейная технология распространилась по всем странам Восточной Европы, в которых до тех пор была совершенно неизвестна. Другое дело, что в завоеванных странах далеко не всюду встречались залежи коксующегося каменного угля. Как и употребление самого каменного угля в качестве топлива европейцам было неведомо. Напомним, что высокоцивилизованные европейцы - жители Венеции - в XIII в. не могли поверить своему земляку, знаменитому путешественнику Марко Поло, что в Северо-Восточной Азии "есть черные камни; выкапывают их в горах, как руду, и горят они, как дрова ... и дешево, да и деревья сберегаются" (Книга Марко Поло, 1955, с. 123). Добавлю, что уроженец Кавказа Бакуви, даже в XV в., за диковинку сообщал, что у кыргызов (на Енисее - Л.К.) "... есть камень, который зажигают ночью, и он заменяет им светильники" (Ал-Бакуви абу Ар-Рашид, 1971, с. 104). С помощью среднеазиатских купцов - подданных Золотой Орды, - водивших свои караваны с низовьев Днепра на Днестр, вдоль Реута (через Старый Орхей) по Молдавии, через Хотин, Станислав и Львов, та же технология литья чугуна была завезена в Западную Европу. * * * Здесь необходимо вернуться к примечательной надписи на втором чугунном отвале из тувинской Сосновки: "Напрягайте все усилия к обработке полей!". Никто не прочел еще всех надписей на чугунных отвалах, хранящихся в музеях России, и этот пока редчайший случай, с которым впервые ознакомился археолог, раскрывает устремленность монгольских завоевателей к сотрудничеству с аборигенными земледельцами бассейна Енисея. В то же время этот текст, являясь исходящим от властей открытым обращением к населению, служит новым свидетельством сознательных централизованных действий монголов в завоеванных странах, получавших вид широкой и целеустремленной политической или экономической кампании. В монгольской практике подобные призывы к аборигенам не были одиночными и случайными - они применялись по разным причинам. Примером может являться и широкоизвестное политическое обращение послов монгольского полководца Субетай-Багатура к русским князьям в 1223 г. перед битвой на р. Калке. Его сохранила для нас русская летопись (Вернадский Г.В., 1929, с. 145-147). Впервые встреченная в надписи на литом сошнике открытость обращения монгольских колониальных властей к завоеванному народу заставляет также предполагать наличие иных форм идеологического воздействия: возможных печатных на бумаге листовок, плакатов или лубков, распространяемых в повседневной жизни империи Юань и далее на запад, вплоть до Золотой Орды и других владений монголов в Средней Азии, Иране и т.д. Как раз в 1269 г. внедрена в быт квадратная письменность монголов и китайцев, а также были выпущены бумажные ассигнации, которых Запад еще не знал (Крюков М.В. и др., 1987, с. 230-232). Может быть, этот частный, но весьма показательный случай быстрого перенесения одним народом с далекого Востока на Запад великого изобретения - доменного производства чугуна при помощи кокса (что вызвало, в свою очередь, создание технологии литья высококачественных сталей), заставляет нас четче осознать одну из глубоких мыслей Георга Гегеля: "Всемирная история направляется с Востока на Запад, так как Европа есть безусловный конец всемирной истории, а Азия ее начало" (Гегель Г., 1983, с. 98). Нельзя считать случайным, что подобная мысль в России, как в самобытном евразийском государстве, высказывалась еще в XVII в. одним из первых царских послов, увидевших императорский Китай. Широко образованный мыслитель Николай Спафарий утверждал: "... и не токмо величиною Азия есть больше иных частей света, но и обилием всяким, что человеку надобно, наипаче же древностью превосходит все части, потому что в Азии рай сотворен был от бога, такоже и первозданные наши праотцы Адам и Ева тут же созданы были, и тамо род их пожил и до потопа. Тако же и после потопа из Азии разделилися все языки и жилья во иные части света. В Азии началась вера, обычаи гражданские, грады строить, письмо и учение оттуда началось ... и оттого по достоинству иных частей света благороднейшая Азия есть..." (Милеску Спафарий, Н. 1960, с. 192). Напомню, что пишет в своем труде "История России" (в томе "Монголы и Русь") известный историк Г.В. Вернадский: "Естественным результатом монгольского мира стал определенный культурный обмен между Китаем, Ближним Востоком и Европой". При этом автор справедливо цитирует "монументальный труд корифея английской исторической науки сэра Г. Ховарта "История монголов", первый том которого вышел в свет в 1876 г.: "У меня нет сомнений, - говорит Ховарт, - ... что искусство печати, морской компас, огнестрельное оружие и многие другие детали социальной жизни были не открытием Европы, а импортированы при посредстве монгольского влияния с Дальнего Востока" (Вернадский Г.В., 1997, с. 12).
Публикуемые в статье факты развития на Енисее промышленного и земледельческого производства, а также орудия труда, в соединении с эпиграфическими текстами, позволяют нам, до известной степени, проникнуть в идейную сторону человеческих взаимоотношений. Имеются в виду те разумные устремления людей, которые сопровождали распространение и передачу с востока на запад важных технических новшеств. Сознавали ли средневековые монголы, что они тем самым способствуют возникновению культурно-исторического равновесия, периодически устанавливающегося на гигантских просторах Евразийского материка в синхронно развивавшихся сообществах его обитателей? "Восток и Запад в развитии единой общечеловеческой культуры" - эта тема будет привлекать внимание еще не одного поколения исследователей, заинтересованных в изучении истории той части человечества, которая населяла и населяет единый евроазиатский континент.
Литература
|
