Образ Парфена Рогожина, наряду с образами Настасьи Филипповны и князя Мышкина, выполняет важную функцию в романе.

Рассмотрим три ключевые для идеи романа сцены. Это первая сцена романа (с которой начинается завязка действия) - встреча Мышкина и Рогожина в вагоне третьего класса поезда Петербургско-Варшавской железной дороги. Вторая сцена - это сцена из II части романа, где происходит визит Мышкина в дом Рогожина, обмен между ними крестами и братание. И последняя, третья сцена - это финал романа, когда Мышкин и Рогожин встречаются у трупа Настасьи Филипповны.

Сразу же надо отметить сакральную значимость этих сцен: их в романе три. А, как известно, число три является совершенным, что выражается в триединстве Бога-Отца, Бога-Сына и Святого Духа. В какой-то мере эта сакральная семантика может быть распространена и на эти сцены романа. Первый эпизод будет соотноситься с Богом-Отцом, так как в нём рождается главный конфликт романа (любовный треугольник между Рогожиным, Мышкиным и Настасьей Филипповной); второй - с Богом-Сыном, так как центральное место в нём будет занимать тема жертвенности (Рогожин пожертвует Настасью Филипповну князю Мышкину) и креста (сцена обмена крестами); последний эпизод - со Святым Духом. Последняя сцена будет иметь наибольшее сакральное значение, и поэтому будет столь важна для самого автора. Именно в финальной сцене герои будут постоянно говорить о духе, например, Рогожин скажет Мышкину: "Потому, брат, дух" [1]. И далее Парфен будет интересоваться у князя: "Слышишь ты дух или нет?" (VIII, 504). Здесь особенно важно, что Рогожин спрашивает именно "слышишь", а не "чувствуешь", хотя, на первый взгляд, речь идёт о запахе от трупа, который нельзя "слышать". Это и указывает на сакральную семантику данного эпизода.

Надо отметить, что сам образ Парфена Рогожина соотносится, на наш взгляд, с образом Диониса. На это указывают постоянные появления Рогожина с шумной компанией пьяных людей низкого происхождения, которые соотносятся с сатирами. А, как известно, это одна из особенностей Диониса, который ходит со свитой охмелевших от вина сатиров с хвостами и козлиными ногами. Отметим, что к середине романа эта свита Рогожина исчезает, что связанно с уменьшением инфернальной семантики вокруг этого образа. Ватага эта дважды появляется в начале романа: на квартире у Гани Иволгина и на именинах Настасьи Филипповны. При этом они тоже "охмелевшие": "В высшей степени "готовых" опять-таки никого из них не было" (VIII, 163).

Интересен у Рогожина и мотив бегства от отца: он уезжает от него в Псков. "Не убеги я тогда, как раз бы убил" (VIII, 10). Здесь важен и топос его бегства: Рогожин бежит в Псков. Этот город, наравне с Великим Новгородом и Киевом, является центром христианской культуры, поэтому это пространство оказывается для Парфена чужим, инородным, так как в начале романа он ещё пока сильно связан с сатанинским началом. Приехав в Псков, Рогожин слёг в горячке и пробыл в ней всё время своего нахождения в этом городе. Больной он и выезжает в Петербург. Но в чужое пространство он попадает из-за страха смерти от рук своего отца. Мотив бегства от несущего смерть отца очень характерен для Диониса. При рождении он чуть не погиб от своего родного отца Зевса, который явился к его матери Семеле во всём величии бога-громовержца, царя Олимпа. В другой раз Диониса уносит Аполлон от его приёмного отца Атаманта, который в безумии хочет убить свою жену Ино и всех её детей.

А внушает отец Парфена, по словам Лебедева, "калиновым посохом", который связан с обширной инфернальной семантикой в русском фольклоре (встреча с Чудо-Юдой или Змеем в сказках происходит на калиновом мосту и другие) [2].

Как нам кажется, на протяжении всего романа Парфён Рогожин проходит свой нравственный путь к вере. И этот путь для него начинается со встречи с князем Мышкиным. При Мышкине в Рогожине просыпается вера. Во время их разговора князь говорит: "Когда я с тобой, то ты мне веришь, а когда меня нет, то сейчас перестаёшь верить и опять подозреваешь" (VIII, 174). И далее он подчёркивает следующий факт: "А мне на мысль пришло, что если бы не было с тобой этой напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты пожалуй, точь-в-точь как твой отец бы стал, да и в весьма скором времени" (VIII, 178). (Заметим, что об это же говорит Рогожину и Настасья Филипповна, о чём он и вспоминает после этой реплики Мышкина). Таким образом, любовь к Настасье Филипповне является для Рогожина спасительной, у него есть путь к изменению, к возрождению.

И всё это находит своё завершение и подтверждение в одном из центральных, а на наш взгляд, и самом ключевом эпизоде романа - рассказе Мышкиным четырёх историй перед обменом крестами. В этих историях ключ к пониманию всего произведения. Мышкин рассказывает следующие истории:

1. Об атеисте С-м, который, рассказывая, что такое атеизм, "не про то говорил".
2. О крестьянине, который "с горькою молитвой: "Господи, прости ради Христа!" - зарезал приятеля с одного раза, как барана, и вынул у него часы".
3. О солдате, который продаёт свой оловянный крест, выдавая его за серебряный.
4. О радости матери при первой улыбке младенца, которая бывает и у бога, когда "грешник пред ним от всего своего сердца на молитву становится" (VIII, 182 - 184).

В этих четырёх историях духовный путь Парфена Рогожина.

1. В начале романа он атеист, так как от картины Ганса Гольбейна "Мёртвый Христос", веру потерял.
2. Вторая история вызывает у него дионисийский хохот: "Вот это я люблю!" (VIIII, 183). И очень скоро после этого он зарежет ножом Настасью Филипповну, фамилия которой Барашкова. И с этого момента для него начнётся путь к Богу. Хотя сам по себе этот обряд заклания жертвы богам носит языческий характер. (О том, что фамилия Барашкова Настасьи Филипповны отсылает к жертвенному ягнёнку или барашку писали многие исследователи (3)). Рогожин языческим путём идёт к христианскому Богу.
3. Рассказ о кресте, как и следующая история, имеют два значения: широкое, общезначимое и узкое, конкретное. В широком значении это подчёркивает идею, что каждому надо нести свой крест. Не случайно в истории появляется солдат, так как солдаты - это наиболее подчинённые люди, которые бестрепетно несут свой тяжкий крест. И другое значение появления солдата в том, что для Рогожина крест - это 15 лет каторги. И он должен пройти это испытание. В узком значении история с крестом - это обмен крестами и братание между Мышкиным и Рогожиным.
4. Рассказ о радости Бога, когда он видит молящегося от всего сердца грешника, - это подразумеваемое покаяние Рогожина, которое непосредственно в романе не даётся. А в более узком значении это то, что матушка Рогожина "впавшая в совершенное детство" улыбнулась Рогожину и князю Мышкину. Это амбивалентная ситуация: глядя на Рогожина-сына, улыбнулась мать, т. е. улыбнулся не ребёнок матери, а мать ребёнку при взгляде на него. Но, с другой стороны, до этого говориться, что матушка Рогожина "впала в совершенное детство", т. е. её улыбка может быть соотнесена и с улыбкой младенца.

Надо заметить, что все рассказанные Мышкиным истории идут точно в такой же последовательности, как будет развиваться духовный путь Рогожина. Две последние истории имеют ещё и более узкое значение (которое, кстати, тоже сохраняет правильный порядок следования - вначале обмен крестами, а затем благословение матушки) для того, чтобы ещё более подчеркнуть широкое значение. Это своеобразная подсказка писателя читателям. Эти конкретные сцены подчёркивают символическое значение рассказанных Мышкиным историй, заостряют на них внимание. И ту идею, что Рогожин на правильном пути, подчеркнёт князь Мышкин, который, уходя, скажет на прощание: "Не оставь тебя Бог!" (VIII, 184).

Огромную важность в связи со всем вышесказанным приобретает третья финальная сцена, которую условно можно назвать сценой прощения. Особенно остро начинает звучать для Мышкина тема Христа. Опять вспоминается, что он "бывший ученик и пациент". Мышкин гладит щёки и волосы Рогожина, и тем самым прощает его. У Аполлона есть такое качество: он очищает людей, совершивших убийство. Именно очищение и даёт Мышкин Рогожину.

Но это ещё не все моменты, которые описываются в этой символической и столь важной для Достоевского сцене. Выше мы сравнили эту сцену со Святым Духом. И Дух в этой сцене имеет огромное значение: Мышкин передаёт свой Дух Рогожину. Это происходит в самом конце сцены: "Между тем совсем рассвело; наконец он прилёг на подушку, как бы совсем уже в бессилии и в отчаянии, и прижался своим лицом к бледному и неподвижному лицу Рогожина; слёзы текли из его глаз на щёки Рогожина, но, может быть, он уж и не слыхал тогда своих собственных слёз и уже не знал ничего о них..." (VIII, 507). И Рогожин принимает Дух Мышкина. Два месяца он выдерживал воспаление в мозгу. Воспаление мозга метафорически подчёркивает, что Рогожин принял в себя Дух Мышкина, но инородное не может сразу же вжиться в мозг Рогожина, и поэтому возникает воспаление. А свой приговор Парфен выслушал "сурово, безмолвно и "задумчиво" (VIII, 508). Тем самым начинает уже как бы подчёркиваться сходство Рогожина с Христом, который точно также выслушивает приговор Понтия Пилата. И Рогожин готов нести свой крест.

С финальной сценой может быть связан и другой момент. Т.А. Касаткина в статье "Об одном свойстве эпилогов пяти великих романов Достоевского" соотносит портрет Настасьи Филипповны с иконой Божьей Матери "Знамение" [4]. 27 ноября справляется праздник этой иконы и в этот же день отмечает свои именины Настасья Филипповна. Таким образом, она соотносима с Богородицей. По одному из вариантов мифа Афродита приходится матерью Диониса. Отсюда, финальная сцена может трактоваться следующим образом: два названых брата у трупа своей матери. Но это значение будет, несомненно, гораздо уже того, о котором говорилось выше. Хотя возможна и такая трактовка этой сцены в более узком и конкретном значении.

Таким образом, нами было выявлено, что фигура Парфена Рогожина играет важную роль в романе. Всё произведение строится как путь языческого Рогожина к христианской вере. И на всём протяжении этого пути христианское начало в нём борется с языческим. По сути, абсолютной победы христианского в Рогожине в романе нет, но указаны перспективы его перерождения. Любовь к Настасье Филипповне является спасительной для него, хотя он и приносит её по языческому обряду в жертву.

Литература

1. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1973. - Т. 8. - С. 504. (Далее в тексте ссылки на это издание даются в круглых скобках с указанием тома и страницы).
2. Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре / Сост., подг. текстов, ст. и коммент. А.Л. Топоркова. - М., 2000. - С. 123 - 125.
3. Роман Ф.М. Достоевского "Идиот": Современное состояние изучения: Сб. работ отечественных и зарубежных ученых / Под ред. Т.А. Касаткиной. - М., 2001. - С. 52 - 55.
4. Касаткина Т.А. Об одном свойстве эпилогов пяти великих романов Достоевского // Достоевский в конце ХХ века: Сб. ст. / Сост. К.А. Степанян. - М., 1996. - С. 67 - 128.