Бедюров Б.Я., писатель
г.Москва
Заметки о проблемах художественного перевода в алтайской литературе
Искусство перевода - это великое таинство.
И свое выступление я хотел бы предварить рассказом большого мастера перевода К. И. Чуковского о том, как участники региональной конференции по вопросам художественного перевода во Фрунзе слушали старого манасчи - сказителя киргизской эпопеи "Манас".
"...Старый манасчи нараспев читал отрывок из великой поэмы, могучей и бессмертной, как "Илиада". Литераторы, съехавшиеся из шести советских республик и из Москвы, представители интеллигенции семи социалистических наций, по-разному слушали его.
Киргизы слушали спокойно и гордо, - все им тут было знакомо и каждое слово понятно. Казахи, их ближайшие соседи и сородичи, тоже, в общем, все понимали, хотя и не каждое слово. На лицах узбеков и туркмен было выражение напряженного внимания - они тоже понимали, но неотчетливо, как сквозь туман. Азербайджанцы, те понимали тоже отдельные слова. Таджики и русские не понимали ни слова. Они следили за мимикой сказителя, за его жестами, за напевом - то стремительным и бурным, то медленным и мягким, - за причудливым нагромождением созвучий, но смысл не рождался для них из незнакомых слов..."
- Одним из моих любимых искусств, - писал далее Н. Чуковский, - всегда было искусство перевода. Оно всегда сродни волшебству.
Разве не волшебство - непонятное, непроницаемое, диковинное сделать понятным, родным и близким? Разве не волшебство - духовное богатство одного народа, иногда совсем малочисленного, но одаренного и своеобразно-неповторимого, как каждый народ, сделать богатством всечеловеческим и всемирным? Впрочем, перевод, если бы только передавал смысл слов, не был бы ни волшебством, ни искусством. Волшебство и искусство начинаются тогда, когда перевод передает то, что лежит за словами, - все образы, все краски, все чувства, и пламень, и тоску, и гнев, и смех, и слезы, и игру ума, и нарядный блеск стиха...
У древних греков было девять муз - по числу искусств, но музы перевода у них не было. Не потому, конечно, что перевод они не почитали искусством, а потому, что для этого искусства не нужно отдельной музы, так как оно составляет часть поэзии, литературы. Большинство крупнейших поэтов и последователей прошлого занимались, наряду со своим творчеством, и переводом. Так же обстоит дело и сейчас у нас - особенно в наших республиках.
Можно прямо сказать, что чем крупнее и значительнее писатель, тем увлеченнее стремится он обогатить свою национальную литературу всем лучшим, что есть в мировой литературе.
Занятие переводом черезвычайно полезно и для оригинального творчества этих писателей. Перевод - отличная школа литературного мастерства и, может быть, самая лучшая школа стиля. Ведь никому не приходится с таким вниманием вчитываться и вдумываться в произведения великих мастеров, как переводчикам.
Огромно значение художественного перевода уже сейчас, но для всякого думающего человека ясно, что год от года оно будет возрастать. У нас сейчас выросла во всех национальных, прежде отсталых окраинах, умная, тонкая, широко образованная интеллигенция. А в росте интеллигенции и заложена гарантия расцвета всех искусств - в том числе и благородного искусства перевода.
И вот почему, после сказанного выше, мы задаемся вопросом: а как же это стало возможным у нас? Каким образом в нашей стране, как нигде в мире, искусство художественного перевода достигло такого расцвета? А вот почему.
В нашей многонациональной стране дружба народов, их взаимопомощь и все усиливающийся обмен между ними материальными и духовными ценностями стали закономерностью развития.
И процесс взаимного влияния, обогащения культур возник не вчера, это общая закономерность развития мирового искусства и литературы.
Замечательно сказал известный советский поэт Расул Гамзатов о двух крыльях орла, и двух струнах пандури - богатства поэзии родного народа и великой русской литературы равно дорога аварскому поэту.
Через русский язык мы знакомимся с большим миром, с его тысячелистым древом культуры. Велико значение русского языка для всех многомиллионых представителей так называемых малых народов.
"Русский язык стал для нас вторым родным языком. Русскую литературу мы воспринимаем как собственную литературу. Русская литература помогла нам писать лучше, сильнее; писать точнее, конкретнее, выразительнее излагать мысли и чувства. Мы стали мыслить шире, стали чувствовать глубже. Она нас познакомила с замечательными образцами неизвестных нам жанров. Наша поэзия обрела новые черты: ее музыкальность обогатилась словесной живописью, умением создавать выразительные, реалистические картины".
Слова Расула Гамзатова в полной мере относятся и к нашей алтайской литературе. Жаль только, что это сказали пока не мы, а дагестанский поэт. Но думается, не за горами то время, когда и нам придется сказать свое слово на арене.
Что же касается традиций национальной культуры, то они связаны прежде всего в развитием народа, его историческим опытом, с его судьбой, с развитием языка. Национальные традиции устойчивы, они создаются надолго. Но неменяющихся, раз навсегда созданных традиций не бывает. Национальные традиции меняются под влиянием самой жизни, и в этом изменении уже на самых ранних стадиях играет свою роль и взаимодействие с культурой, поэзией другого народа. У творцов - будь то безымянные поэты или представители письменной литературы - возникает естественная потребность узнать и перенять лучшее, что есть у другого народа. Этим целям и служит художественный перевод, являющийся не просто средством преодоления языкового барьера, а необходимым способом приобщения одного народа к культурной жизни другого.
Мы переводим с языка другого на свой, родной не потому, что наш читатель не может, не имеет возможности читать оригинал, мы переводим именно потому, что это является средством обогащения, развития нашей собственной духовной культуры. И переведенное произведение становится нашим достоянием.
У нас, в свое время, многие переводы художественных произведений в большинстве осуществлялись случайными околитературными лицами, не владевшими мастерством перевода.
Набив себе руку в переводах брошюр и газетных статей, они непозволительно смело обращались и с произведениями художественной литературы, начисто сводя на нет художественно-эстетическое воздействие этих произведений.
Были и такие курьезы у нас в книгоиздательском деле, когда цельное произведение, например "Поднятая целина" М.Шолохова, "Великое кочевье" А. Коптелова, "Молодая гвардия" А. Фадеева и ряд других крупных произведений, переводили "бригадным", скоростным методом, то есть группой переводчиков. Убогий слог, варварский стиль, косноязычие и т.д. Да и стоит ли перечислять все дефекты этих переводов, а также и других, вышедших в те же годы, когда убедительным свидетельством тому полное забвение их и критикой, и читателем. Помнится, именно в то время, лет десять-пятнадцать тому назад среди алтайского читателя бытовало мнение, что художественные произведения в переводе на алтайский язык трудно воспринимать, они малочитабельны. Да. Это горький, но факт, и читатели, сокрушавшиеся по этому поводу, были правы, они ошибались лишь в одном: восприятие этих переводов было трудным не из-за того, что они переведены вообще на алтайский язык, что они тяжеловаты, вовсе нет, трудность усвоения обуславливалась именно низким уровнем самого перевода. Конечно, те читатели и не могли думать иначе, потому что прибегнуть к сопоставительно-сравнительному методу они не могли в виду отсутствия такого материала. Книги и переводчики были разные, качество перевода одинаково низким. Их главной, отличительной чертой была серость. Было совершенно забыто и не принято во внимание то, что художественный перевод - это талант и умение.
Поэтому сегодня для того, чтобы эти произведения на самом деле стали достоянием нашей литературы необходимо заново перевести их либо подвергнуть основательной редактуре настоящим мастером слова, таким, как Д. Каинчин.
Находились у нас и поныне находятся и другие знатоки громогласно утверждающие, что нам вовсе не следует заниматься переводами русской литературы и мировой классики. Но глубже заблуждаются те, кто, прикрываясь словами о самостоятельном развитии, создании оригинальных произведений, волей или неволей хотят отсечь художественный перевод от общелитературного процесса. А это невозможно, так как жизнь литературы немыслима без взаимовлияний. Многого не создашь, коль будешь вариться только в собственном соку, тем более, если учесть, что и особого жира-то у нас нет. Иначе говоря, у нас пока еще нет крупных и ярких полотен, таких, по которым мы бы учились и развивались вглубь, еще недостаточно у нас произведений с глубоким психологическим анализом. Нам надо помнить всегда, что невозможно быть самобытным и национально ограниченным одновременно.
Для того, чтобы переводить, например, Бальзака, нужно отчасти усвоить в себе его темперамент, заразиться его пафосом, его поэтическим ощущением жизни. Вот почему хороший переводчик заслуживает почета и уважения именно тем, что он ремесленник, не копиист, но художник.
Своим переводом он не просто отстраняет языковую преграду. Он преодолевает различие культурных формаций, приобщает своего соотечественника и современника к художественному мышлению других эпох и стран, выявляет единую, творческую сущность культуры всех времен и народов.
Что же касается переводов с алтайского на русский, то в эти годы наблюдается странное явление. Говорим, шумим о бурном, небывалом развитии нашей литературы, но в переводах появляемся почему-то вяло, время от времени, от случая к случаю, а то, что есть на русском языке, еще не составляет явления во всероссийском масштабе. Разве нам сегодня нечего сказать стране? Можем и должны! Однако работы в этом направлении не ведется почти никакой. Нашему Союзу писателей необходимо всерьез задуматься над этим вопросом.
Что мы имеем сегодня в переводе на русский язык - несколько коллективных сборников, две-три книги стихов Укачина да Адарова, "Мундузак" да "Арину". Но ведь это почти ничто, смехотворно мало, и естественно, что наш голос тонет в море литературной продукции. Разве нормальным является то, что многие из наших членов Союза писателей не переведены почти на русский язык? А ведь, если даже подойти чисто с материальной точки зрения, мы живем очень и очень не густо, да и тираж у нас, учитывая количество народа, ничтожно низок. И разве нашим писателям не хотелось бы, чтобы их услыхали, их знали, понимали, чем они живут и дышат в пределах всей нашей большой страны? С этим, пожалуй, едва ли кто будет спорить. Ну, а где же тогда книги на русском языке Э. Палкина, Л. Кокышева, Ш. Шатинова, А. Ередеева, К. Телесова и других?
Можно определенно утверждать, что наши писатели в большинстве своем, разве что за исключением Бориса Укачина, не нашли еще своих переводчиков, таких, которые глубоко постигли бы их внутренний мир, уловили систему их образов. Несомненно, Укачин - один из лучших поэтов Алтая, серьезно работающий, думающий "о времени и о себе". Многие его успех хотели бы объяснить тем, что ему "повезло" с переводчиками, однако, это опровергается именно тем, что такие мастера перевода, как Б. Слуцкий или тот же И. Фоняков, переводчиками его поэзии стали не случайно.
Много делали и делают до сих пор новосибирские товарищи, широко пропагандирующие нашу литературу на сибирской арене. Вышли сборники "Высокая радуга" в Горно-Алтайске, куда вошли стихи восьми алтайских поэтов, и "Поэты Горного Алтая" в Новосибирске, где представлены 18 алтайских поэтов, начиная с Улагашева. Необходимо вообще особо отметить труд Ильи Фонякова, который немало поработал для популяризации поэзии Горного Алтая.
Хорошо удаются ему переводы А. Адарова и в особенности Б. Укачина, теперь и Паслей Самык имеет в его переводах немало стихов, так что сетовать, как это часто от него слышали раньше, что его не понимают, недооценивают в рамках собственно алтайской поэзии, уже не стоит. Ежели кто ранее и воздерживался судить о творчестве Самыка, боясь оказаться несовременным, теперь может смело сопоставить высказаться, поскольку невозможно обвинить его переводчика тем, что переводы не передают дух автора, как раз наоборот, если судить то тому как любовно переведено стихотворение Самыка "О том, как Демон женился на Тамаре", где переводчик буква в букву постарался передать декламации автора насчет своей жизненной и творческой позиции.
Менее удачным показались мне переводы из Эркемена Палкина, где он предстает суховатым, высокопарным. Разница творческих манер переводчика и поэта в данном случае весьма ощутимы. Это же можно отнести и к переводчикам Шатры Шатинова - поэта, по видимому, наиболее трудного для перевода на русский язык. Это - поэт с ярким, метафоричным слогом, звучит он сугубо в стихии алтайского языка, поэтому вся звукозапись его стиха в переводах исчезает.
Мало переведен на русский язык Л. Кокышев. Это относится к его юмору и сатире. Поэма "Туба" Л. Кокышева переведена и издана отдельной книгой, но перевод весьма далек от оригинала.
Хотелось бы, чтобы Александр Ередеев появился на русском языке, либо в жанре детского рассказа, либо в поэзии. На мой взгляд, это будет интересным. Писать для детей - это особенно трудно, а Ередеев у нас - почти единственный детский писатель. Ередеев отличается своеобразным поэтическим мышлением, у него непосредственный взгляд на мир и природу. Этим он и будет, по-видимому, интересным для большого читателя.
Теперь хотелось бы сказать несколько слов по поводу переводов на алтайский язык, поскольку о значении русского языка и русской литературы для развития и становления нашей, алтайской литературы мы уже сказали. Тут перед нами, прежде всего, встает вопрос о необходимости борьбы за лучший стиль. За чистоту и правильный слог языка боролись лучшие умы великой русской литературы.
У нас это обстоит вдвойне сложнее. Прежде всего, наш язык - это язык немногочисленного народа, поэтому становление литературных норм еще не вполне закончилось и продолжается в наше время, свидетельством чему является то, что мы это вынуждены доказывать и отстаивать по сей день. Кроме того, наш литературный язык возник и развивается в наше время, следовательно, он еще не успел отстояться и стилизоваться, на нем еще не написаны такие шедевры, стиль которых стал бы для нас образцом, нормой, подобно языку Пушкина в русской литературе. Все, что было перед Пушкиным, это было предтечей, подготовкой, расчищением фундамента того грандиозного здания, называемого современным русским языком.
Мы такую грандиозную стройку возводить не собираемся, да на это у нас не хватит ни сил, ни возможностей, поскольку строительство возможно лишь в пределах языкового потенциала. И тем не менее, это долг - сделать так, чтобы наш скромный дом был вполне удобным для жилья, чтобы "словам было тесно, а мыслям просторно". А пока что в нашем литературном языке дело обстоит как раз наоборот, словам просторно, мыслям тесно, т.е. стиль и слог языка не вполне выработаны. Мало мы работаем над своим языком, иначе при чтении оригинальных произведений, а в особенности переводной литературы, не бросались бы в глаза неоправданная насыщенность текста иноязычием, иностранными словами и руссизмами, притом чаще всего выражения и словечками вульгарного, жаргонного характера, что в особенности встречается в тех произведениях, что выходят из-под пера даже маститых поэтов.
Спрашивается, неужели иным писателям только и осталось подбирать как раз тот сор и хлам, что давным-давно выкинуты за борт русского литературного языка? Особенно грешат этим радио и газеты. До сих пор у нас не имеется установленного порядка в переводах общественно-политической, литературно-художественной и иной терминологии.
Мы переводим не потому, что не понимаем по-русски, а потому чтобы это делать фактом собственной духовной жизни, чтобы приобщать наш народ к общекультурному наследию. А родной язык - это внешняя оболочка нашего мышления, следовательно, через него мы наиболее достигаем цели. Вот почему плохой перевод вместо приобщения приводит к противоположному результату, и весь престиж и достоинство перевода подрубается под корень. Факт искажения налицо, а сознательно это делается или по элементарной невежественности - судить не нам.
Но, однако, если мы не обратим на перевод самого пристального внимания, не поставим его на высоту дня, если попустительство в обращении с языком будет допускаться и впредь, то, как далеко мы зайдем, к каким печальным результатам придем?
Язык художественной литературы, язык театра, радио и газет - это нормативный язык. Но именно в языке нашего радио и газеты сложилась весьма порочная практика в переводах с русского на алтайский. Выхолащивание языка налицо. Какие тяжеловесные обороты - как будто попадаем в доломоносовский, допушкинский период развития русского литературного языка.
Беда в том, что к вопросу перевода мы не подходим с высот большой гражданственности, не занимаем принципиальной позиции, не ведем еще разговора по существу. Великий тюрколог Радлов, составивший "Опыт Словаря тюркских наречий" и "Образцы народной литературы тюркских племен Южной Сибири и Джунгарии", который прекрасно знал все диалекты Алтая, был вовсе не алтаец, не тюрк, и даже не русский, а немец. И великий Даль, перед которым преклоняется любой образованный человек, знающий и уважающий этот могучий язык, не был по национальности русским, но тем не менее именно он составил большой "Толковый словарь русского языка".
Дело не в национальности. Белинский недаром подчеркивал, что национальность заключается вовсе не в одежде и кухне, а манере понимать вещи... что истинный художник национален без усилия: он чувствует национальность, прежде всего в самом себе и потому невольно налагает ее печать на свои произведения.
А что касается словесного худосочия, так это надо лечить. Конечно, если болезнь запущена, то окончательное выздоровление едва ли возможно, но мы должны заботиться о том, чтобы анемия приняла менее тяжкие формы. Для этого надо переводчикам изо дня в день пополнять свои скудные запасы синонимов. Выдающийся мастер художественного перевода К. И. Чуковский подчеркивал:
"Даль - вот кого переводчикам нужно читать, а также всех русских писателей, у которых был наиболее богатый словарь: Крылова, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Сергея Аксакова, Льва Толстого, Тургенева, Лескова, Чехова, Горького"...
У нас, конечно, нет таких выдающихся классиков, но у нас имеется богатейший фольклор, эпос, древнетюркские письменные памятники (см. "Древнетюркский словарь"), лексика алтайских диалектов, говоров, родственных языков, откуда можно бесконечно черпать.
На алтайский язык за время существования нашей письменной литературы осуществлено в общем счете немало переводов, но до сих пор в этом деле не было системности, ясной перспективы.
Порой раздаются из разных углов и такие голоса, зачем, дескать, нам их переводить, когда все это можно прочитать и по-русски. Да, можно. Но, как мы отмечали, произведения художественной литературы переводятся не потому только, что написаны на другом, непонятном языке, а как средство приобщения нашего этноса и народа к достижениям мировой цивилизации. Это простая и всем известная истина, но печально, что у нас, в Горном Алтае, это приходится говорить и напоминать с усилием в голосе. А кто против этого, то поневоле хотят воздвигнуть "китайскую стену" между нашим читателем и внешним миром, миром Бальзака, Толстого, Пушкина, Шекспира, Гете, Тагора.
Например, какая была нужда в том, чтобы переводить так называемый роман "Крутые тропы" А. Демченко и Н. Куранакова, когда нет еще его изданного оригинала? А ведь у нас до сих пор нет перевода ни "Войны и мира", ни "Тихого Дона". Нет же, перевели и издали.
Или переводим по-приятельски Саттара Сейтхазина, а "Абай" Мухтара Ауэзова - эта энциклопедия казахской жизни - так и не дождется, очевидно, при нынешних обстоятельствах перевода на алтайский язык. Вспомните, что наши дети до сих пор не имеют на своем языке Робинзона Крузо, Маугли, Киплинга, Гулливера, Майн Рида и много других прекрасных произведений - спутников детства; вспомните и поймите, на какой художественный голод мы их обрекаем. Своих детских писателей у нас мало, раз-два и обчелся, и Ередеев или Шинжин никоим образом не смогут заполнить такую большую брешь в освоении мировой литературы.
К вопросу о переводах детской литературы надо подойти очень внимательно. В издании таких произведений у нашего издательства не имеется четкого плана, своей продуманной системы. Переводы издаются от случая к случаю, и происходит все это прежде всего по инициативе самих переводчиков.
Конечно, переводчики художественной литературы делают большое дело. Большое государственное значение, политическое значение переводов, следовательно, жизненное значение переводов в наши дни предельно ясно. Нам, алтайским писателям, пора поставить переводы на широкую ногу, но не превращать их в индустрию. Деляческого, ремесленнического подхода у нас быть не должно, да он у нас и невозможен почти, потому что перевод пока совершенно не оправдывает затраченного времени и энергии, так что, если Каинчин и Укачин и переводили Ч. Айтматова, так это, так сказать, чисто в силу внутренней необходимости.
Оглянувшись назад, мы увидим, что много переводов было осуществлено в середине-конце 50-ых, начале 60-ых годов. В основном, это была работа неплохая. Очевидно, те товарищи, которые в то время занимались этим вопросом, понимали значение переводов. Это так.
Но тогда у нас в области было свое, крупное по нашим масштабам издательство. Возможности были неизмеримо выше. И на самом деле большинство тех переводов ныне днем с огнем не сыщешь. Их раскупили, зачитали до дыр. На прилавках магазинов их не найти. Где вы сейчас найдете Мюнхаузена, "Тараса Бульбу", "Овода", "Чапаева", "Мороз Красный Нос" Некрасова на алтайском языке? Их нет, они давным-давно разошлись, изданные тиражом всего в одну тысячу экземпляров.
Однако, вследствие того, что приобщение нашего народа к современному обществу шло форсированным, ускоренным темпом, как и других народов прежде отсталых национальных окраин, у нашего массового читателя еще не вполне выработалась определенная культура чтения. Сколько раз я замечал, что книги у нас читают, словно периодику. Прочитают, передадут другим, забросят или их найдут дети, поиграют, изорвут. И вот тебе - нет книги! Вот почему нужно прилагать немалые усилия, чтобы научить нашего читателя беречь литературу, хранить ее долгие годы. В магазинах говорят, что вот, мол, книги стоят, не расходятся. Так разве это плохо? Не все книги составляют предмет сенсации, чтобы раскупаться нарасхват. Кроме того наш читатель еще не привык вырывать хорошие книги из рук. Поэтому терпения, терпения, терпения, товарищи работники книжной торговли! Пусть книги стоят дольше, это не газета, чтобы устаревать, люди их покупают постепенно, растут новые читатели, им это тоже понадобится со временем.
А за хорошие книги переводов, за приобщение к миру прекрасного потомки будут благодарны нам.
Но помимо достижений, в переводческом деле того времени имеется и немало казусов.
Но зато как талантливо перевел Дибаш Каинчин замечательную повесть Ч. Айтматова "Прощай, Гульсары"! Высшей похвалой переводчику служит отклик читателей из села, что, прочитав книгу, они не почувствовали что книга представляет собою перевод на алтайский, как будто она написана нашим писателем на нашем языке. Именно такой критерий выдающиеся мастера и теоретики художественного перевода К.Чуковский и С.Маршак считали высшей оценкой работы переводчика.
Вместе с тем наши читатели недоуменно спрашивают, кто же переводчик этой повести. Оказывается, наше издательство даже забыло указать имя переводчика. Непростительная забывчивость! Надо уважать писателя, вложившего свой труд для того, чтобы теплое дыхание айтматовской повести согрело грудь алтайскому читателю.
За хороший труд надо уметь воздавать, чему мы еще только учимся, по-видимому...
Литература Горного Алтая в скором будущем, несомненно, займет свое место в большой, многонациональной литературе, в ее могучем хоре хорошо будет слышен и ее неповторимый, только ей присущий голос. Река нашей литературы подобна горной реке - чистая и звонкая, она небольшая, но шум ее слышен издалека, она еще в движении, ей долго, очень долго течь, но она неизбежно притечет к морю своего возмужания. И хочется думать, глядя в ее текущие воды, что она донесет до всероссийского читателя свои прозрачные, ясные струи, которые она берет в своих истоках под голубым и вечным небом Алтая от ледников и родников народной души.
Алтайским писателям пора приниматься за эту настоящую, до конца осмысленную работу над словом. Что это означает? Это означает, прежде всего, что мы заканчиваем пору ученичества, когда мы прошли сравнительно за очень короткий промежуток времени, что диву даешься, когда же все это успели.
Но мы не должны самоуспокаиваться, греясь в лучах пока еще скромных результатов. Вечный поиск должен стать характерной чертой творческой натуры всех наших писателей. А почему бы на самом деле нашим товарищам не попытаться работать в одном направлении - разве это нам не под силу, всем и единым? В этом деле не нужно торопиться, подстегивать себя для того, чтобы успеть в очередной тематический план издательства.
Работа над словом - дело кропотливое, сложное, а создание монументальных образов, подлинно национальных характеров и того сложнее. Но настоящий талант справится с любой задачей.
Больше переводов на русский язык! Ближе к большому читателю! Глубже проблемы! Выше идеи!
Какие выводы и конкретные предложения из всего сказанного?
Переводы с русского делятся на три группы:
а) Переводы собственно русской классики и многонациональной литературы. До сих пор основные произведения этой группы не переведены еще на алтайский язык. Ранее перевод произведений этой группы осуществлялся случайно, без всякой системы и направленности.
б) Переводы зарубежной литературы. Мы с ними пока знакомимся через русский язык. В больших республиках сейчас выросли такие кадры, которые переводят мировую классику с языка оригинала, но, пользуясь также и русскими переводами, поскольку авторитет и значение русской литературы не подлежат сомнению.
Так, в Казахстане, например, осуществлен перевод "Фауста" Гёте с оригинала. Таким же образом, правда, с родственного языка переводили Ч. Айтматова Б.Укачин и Д. Каинчин, что дало хорошие результаты.
Нам необходимо обратить внимание на подготовку профессиональных кадров, свободно владеющих не только двумя языками - алтайским и русским, - но также и иностранными.
в) Переводы произведений братских народов нашей страны. Мы с ними знакомимся, как правило, через русский язык. Для переводов на алтайский язык - памятуя наши ограниченные возможности - мы должны отбирать все лучшее и ценное, что создано в этих литературах и вошло в общий фонд российской литературы.
При переводах с близких, тюркских языков, учитывая доступность понимания их переводчикам, ввести в норму использование оригинала, какие это дает результаты, мы уже сказали выше. Считать ненормальным явлением переводы на наш язык малозначащих в художественном отношении произведений, в то время как классика остается вне поля зрения.
Больше пропагандировать лучшие произведения алтайских писателей на русском языке. Издавать их на местах и в центре в переводах.
Чтобы наш эпос занял достойное место и стал широко известен, нужны художественные переводы с привлечением к работе над ним крупнейших мастеров перевода эпоса, как С. Липкин, В. Державин, Л. Пеньковский и других. Тогда наш эпос сможет занять достойное место рядом с "Манасом", "Калевалой", "Джангаром" и т.д. Что касается своеобразия и глубины нашего эпоса, она глубоко и широко исследована нашим первым доктором наук Суразаковым С. С.
Вместе с тем нужно подумать, чтобы лучшие произведения алтайской национальной драматургии были переведены на русский язык. Тогда наш театр сможет ставить их и на русском языке.
Вся работа должна быть целенаправленной и системной.
Вопрос об открытии в ближайшем будущем переводческого отделения тюркских народов Южной Сибири (алтайской, хакасской, тувинской) уже ставился руководством института независимо от нас, но для скорейшего осуществления этого необходимо координировать наши усилия совместно с институтом.
Союз писателей путем строгого конкурса должен отобрать творчески одаренных людей, в одинаковой мере владеющих русским и алтайским языками и направить на учебу в ближайшие два года. Таким образом, мы будем иметь небольшие, но собственные квалифицированные кадры переводчиков художественной литературы.
1973 - 2004 г.